Д. Н. Казаков
Свидетель крепостного века
Я видел рабскую Россию:
Перед святыней алтаря,
Гремя цепьми, склонивши выю,
Она молилась за царя.
Н. Языков, 1824 г.
В далекий от нас сентябрьский день 1824 года в маленькое удельное село Лебяжье прибыл водным путем молодой священник Павел Самуилович Романов, с супругой, рукоположенный в сан к церкви сего села 8 сентября Преосвященным Павлом. Селышко было совсем маленькое, состоявшее из одной деревенской улочки с двумя десятками курных, крытых соломою крестьянских изб, которая начиналась от великолепной двухэтажной церкви, стоящей на краю небольшой площади, а за церковью шумело кронами деревьев кладбище. Ни школы, ни больницы здесь не имелось. Да и никогда не было, что не было удивительным по тем временам. А удивительным было другое — почему в таком маленьком, неприметном селе была воздвигнута такая большая и великолепная церковь? Даже спустя полторы сотни лет один лебяжанин признавался автору этих строк, что «сколь не ездил, не видал красивее такой церкви ни в Кирове, ни в Уржуме», а было этому лебяжанину более 80 лет…
Отец Павел был сыном сельского диакона Самуила Романова. Ему было 10 лет, когда Россия вступила в противоборство с Наполеоном и победила. Будущий пастырь учился в то время в Вятской духовной семинарии, постигая все основы будущего служения Господу. Образование было обязательным для детей духовенства, хотя еще во времена Екатерины II в селах служило немало неграмотных священников. При о. Павле же тех родителей, которые не готовили своих детей для поступления в духовное училище, строго наказывали. В самой семинарии нерадивых учеников нещадно пороли, но лишь немногие порывали с семинарией; большинство семинаристов всерьез помышляли о духовной стезе. В числе таких бурсаков был и Павел Романов, учившийся на богословском курсе, который он закончил с отличием, получив аттестат первого разряда.
Понемногу молодой священник обжился и полюбил маленькое удельное село, в которое его определило епархиальное начальство, и остался здесь на всю жизнь. Он прожил в Лебяжье, духовно окормляя его, более 30 лет. Лебяжский приход, несмотря на кажущуюся глушь, до революции считался престижным, он был и большим, и богатым. Странное дело: приезжал в село новый священник, который уже успел поменять не один приход (или наоборот — только что вышедший из стен семинарии), ему здесь так нравилось, что он принимал для себя решение остаться в Лебяжье на всю жизнь, и таких было немало… В Лебяжской Николаевской церкви тогда служило 2 священника, диакон и 4 псаломопевца. Как и большинство приходского духовенства тех лет, они вынуждены были жить в крайней нужде и «питаться от алтаря» — за счет треб, но с XVIII столетия за причтом было закреплено значительное количество земли, которую частью лебяжские священники обрабатывали сами, а частью отдавали в аренду крестьянам, получая за это 2 раза в год плату зерном — ругу.
Как и другие служители, о. Павел имел свой дом, но жил одинокой жизнью. Его жена, дочь местного священника, отошла ко Господу еще в молодые годы, не оставив после себя детей.
Сама Лебяжская Николаевская церковь в то время не имела такой вид, который мы можем созерцать на фотографии 1912 года: еще не было ни ограды, ни церковного кладбища за ней, ни третьего придела. В Лебяжье еще жили люди, которые были свидетелями её строительства в 1770 годах, в том числе и бесславного бегства мастера Е. Кошкина из-за препирательства с местными священниками. Население села, состоявшее из дворцовых крестьян, было сплошь неграмотным и его косили различные болезни, благодаря чему количество дворов издревле не превышало два десятка. Кроме духовенства и крестьян, в селе проживал также чиновник удельного приказа, контролировавший всю жизнь крестьян, которые хотя и принадлежали царю, лично были все же свободны. Заезжие гости бывали в селе, очевидно, редко, так как регулярного речного транспорта не было по Вятке до 1870-х годов, а весной и осенью в некоторых местах приход становился совершенно непроезжим из-за множества разливающихся речек и ужасной грязи. В таких условиях даже в начале ХХ века священник не мог приехать к умирающему для исповеди и причастия, и в метрических книгах нередко можно встретить запись о том, что умершему «напутственная предсмертная не дана» священником.
Знакомясь с бытом прихожан, о. Павел знакомился и с их древними обычаями. Лебяжане были глубоко набожным народом и строго соблюдали свои православные традиции, которые бытовали в селе и в приходе еще в 1930-е годы, а кое-какие обрывки этих традиций смогли сохраниться и до конца столетия. Большими престольными праздниками прихода являлись Ильин день и день Николая Чудотворца (зимний и летний). Особо любимым праздником была Пасха, в которую прихожане уходили на всенощную в церковь. Ровно в полночь в храме начинали благовестить колокола, которые было слышно даже из дальних деревень прихода. Те, кто по какой-нибудь причине не мог в этот светлый час придти в церковь, заслышав этот звон, молились дома, причем молились всей семьей — от мала до велика. А днем, после праздничной службы, прихожане шли на излюбленное место отдыха — Городище; для молодежи там устраивались качели. В этот день звонить в колокола разрешалось всем желающим. Любой мог подняться на высоченную звонницу Лебяжской церкви и собственноручно позвонить в колокола. Из церкви благочестивые прихожане несли домой освященные яички и просфирки и всю праздничную Пасхальную неделю держали их на столе, а когда яйца становились несвежие, вновь варили новые, красили и ставили на стол. Делалось это потому, что по дворам в эту неделю ходил крестный ход с иконами, и по желанию верующих священник служил молебен или «пасху», а приглашать его в дом с пустым столом считалось по меньшей мере не приличным, и такие службы свершались в деревнях всего прихода, и не только Лебяжского — пасхальное крестохождение было распространено повсеместно, во всех приходах старой России. Подношения священнику назывались старинным словом «подань». В Пасху было принято разговляться сначала одним яйцом. Глава семейства очерчивал им в воздухе круг над головою каждого домочадца, что символизировало, очевидно, здоровье, а потом делил его на части по числу членов своей семьи, и только потом все ели по целому яйцу.
Весной перед выгоном скотины служился молебен, на котором она освящалась. Например, такой молебен служился ежегодно в часовне д. Редькино. В Троицу на площади села, где дорога просыхала быстрее, собирались девушки и молодые женщины и отпевали березку, а потом водили хороводы с песнями по всему селу. У каждого дома сидели мужики и бабы и пели песни, впрочем, часто в вождении хоровода принимало участие все население села, от мала до стара; это был общенародный праздник. И опять же большое гулянье допоздна было на Городище.
После Троицы наиболее значительным праздником был Спасов день, когда поспевала рожь. Как писал С. Есенин в 1914 году, выражая в строчках всю суть этого дня:
Пахнет яблоком и медом
По церквам твой кроткий Спас…
Особенно любимым этот праздник был в д. Большие Шоры, в нескольких верстах от Лебяжья, где стояла часовня, освященная в его честь; служба в ней совершалась раз в год, только в этот день. В тот день по обычаю в часовню жители деревни приносили яблоки и мед, которые освящались и тут же продавались, а дети меняли их на различную мелочь, это очень похоже на то, как в наши дни уже нынешние дети меняют картошку у заезжих торговцев на арбузы. В качестве «подани» священнику местные крестьяне приносили в часовенку рожь в котомках, которые по старому обычаю ставились открытыми.
Праздник Покрова Божией Матери широко отмечался уже в другой деревне прихода — Большое Редькино, где в его честь была освящена часовня. Здесь существовал обычай нести священнику петухов и освящать лошадей. После свершения молебна в часовне, по желанию верующих проводились службы на дому.
Широко праздновались Рождественские праздники, в которые существовал такой красивый обычай (кроме гаданий, колядок и ночного баловства) как сватание невест. Интересно, если в семье было несколько дочерей, сначала по обычаю замуж выдавали самую некрасивую, и только затем остальных. Свадьбы и венчания проводились чаще всего перед Масленицей, в «большой мясоед» — время от Рождества до Пасхи, когда крестьянские хозяйства были свободны от сельского труда. Просматривая метрические книги лебяжского прихода, я лишний раз убеждался в том, что большинство свадеб свершалось как раз в это время года, а также осенью, до начала Рождественского поста. В меньшем количестве свадьбы справлялись и в другие времена года, даже в посты — ведь любящему сердцу не прикажешь…
Одним из самых любимых народных праздников была Масленица, по-местному — «масленка». Большим зрелищем в эти дни было сжигание чучела зимы на р. Вятке. В «масленку» крестьяне пели и плясали, а женщины нарядно одевались.
Строго соблюдались посты. Считалось большим грехом есть в Ильинскую пятницу молоко и яйца — по поверью за такое кощунство Илья-пророк мог покарать ударом молнии. Строгий пост, когда нельзя есть даже рыбу, соблюдался каждые среду и пятницу. Особо чтились поминальные дни. Поминальные службы производились в часовне на Лебяжском кладбище; туда же несли «подань» батюшке. По законам царской России каждый верующий хотя бы раз в год должен был обязательно исповедаться и причаститься. В противном случае его могли наказать. Все описанное — лишь часть обширного ежегодного круга православных традиций, когда-то существовавших в Лебяжском приходе и практически полностью забытых за период безбожного советского времени.
Кроме русского населения, в те времена в Лебяжском приходе жило много черемис — новокрещенных, обращенных в Православие еще в прошлые века. В описываемое время в Поволжье происходили массовые отпадения от Православия инородцев — татар, черемис и вотяков. Произошло это после того, как в 1802 году типография, печатавшая на казенные средства коран, была перемещена из Петербурга в Казань и стала ежегодно выпускать мусульманские книги тысячами экземпляров, сея смятение среди недавно осененных спасительным светом Истинной Веры и открывая им врата бездны и гибели, которую несет с собой ислам и все остальные нехристианские религии. Казань превратилась в центр мусульманского образования в России, рассадник еретического учения. В сферу её пагубного влияния подпадала и ближайшая Вятская губерния, особенно её южная часть. Новокрещены к тому же были недовольны тем, что правительство Павла I отменило былую трехлетнюю льготу от податей и рекрутства. Можно подумать, за эти три года они получили бы вечное спасение! Чтобы спасти положение и вернуть эти несчастные души в лоно истинного учения, и тем самым направить их по пути к спасению, в 1830 году в Казанской и Вятской епархиях были учреждены особые миссионеры. В том же году на эту должность был назначен и священник с. Лебяжья о. Павел Романов, чтобы просвещать в своем округе язычников-черемис спасительным светом православия и ограждать их души от губительного влияния ислама.
Насколько успешна была эта деятельность о. Павла, к сожалению, мне не удалось узнать, но, видимо, он неплохо зарекомендовал себя в глазах епархиального начальства и 20 августа 1832 года Преосвященным Кириллом был удостоен назначением на новую должность — благочинного над местным округом из 8 церквей, а именно сел: Лебяжья, Красноярского, Кукнурского, Басы, Лажа, Кузнецова, Кичмы и Казанского. Епархиальное начальство не ошиблось, назначив благочинным именно о. Павла: уже 8 января 1833 года он был вызван в Вятку и «за ревностное прохождение вышеназванной должности» торжественно награжден набедренником, а 19 сентября 1835 года получил благословение преосвященного Иоанникия. Отец Павел пробыл на должности благочинного 4 года с половиной. Видимо, он занимался своими обязанностями так «энергично» («ревностно»), что вступил в разногласие с подчиненным ему духовенством. По собственной просьбе «по местному неудобству с подвластными церквями» 7 мая 1837 года он был освобожден от этой должности.
За время благочинничества о. Павла в его собственном приходе произошли небольшие перемены. В 1834 году указом епархиального начальства был увеличен причт Лебяжской церкви, что было вызвано, очевидно, неуклонным ростом численности селений прихода: теперь он стал состоять из 3 священников, 2 диакона и 6 псаломопевцев. В конце XIX столетия причт вновь будет сокращен до размера штата 1833 года.
В конце 1830-х годов правительство Николая I провело ряд мер, упорядочивших управление государственными крестьянами; в удельных приказах стали открываться первые школы и больницы. Государь издал указ об открытии народных школ при церквях и монастырях. Духовенство с большим сочувствием откликнулось на призыв Государя и стало открывать приходские училища за свой собственный счет. В 1841 году открылось и сельское удельное училище «и в селе Лебяжье». К сожалению, неизвестно, где размещалась эта первая школа и как шел процесс обучения. Известно лишь, что это было мужское училище, и скорее всего, инициатором его открытия стал о. Павел, ставший к тому времени настоятелем Николаевской церкви, т. к. он был её первым законоучителем — преподавателем Закона Божьего. В 1843 году «за ревностное прохождение должности законоучителя в Лебяжском сельском училище» ему была объявлена благодарность Преосвященного Неофита. Всего о. Павел посвятил делу народного образования 15 лет жизни. Безусловно, он был незаурядной личностью и очень энергичным человеком, сделавшим много добрых дел для своих прихожан, а также подопечного духовенства, когда был благочинным. И вот еще один прекрасный пример этого. В 1840 году батюшка был назначен на должность катехизатора к священникам своей церкви. Суть этой должности заключалась в том, что настоятель писал церковно-учебное пособие, в котором кратко излагал догматы и принципы морали Православного учения, тексты Священного писания и молитвы. Писались такие «пособия» в тетрадках, но очень помогали священникам: большинство Православного духовенства было задавлено нуждой и имело невысокий уровень религиозного образования. Основной смысл своего духовного служения оно видело только в исполнении обрядов и слабо вело проповедь, недостаточно разъясняло верующим нравственные устои Православия, которые и сами-то духовные лица тех далеких лет не до конца понимали.
Епархиальное начальство синодальной поры всегда высоко ценило труды своих пастырей во славу Господа и Церкви, и потому не скупилось на награды. 12 июля 1847 года «…за благочестное служение Церкви» лебяжский иерей Павел Романов получил свою вторую награду — бархатно-фиолетовую скуфью, а 3 марта 1852 года ему была объявлена благодарность «за ревностность и тщательность в составлении катехизических поучений». В октябре того же года о. Павел был «одобрен за отличие» по Лебяжскому удельному училищу.
Летели годы. Священник Романов был уже не молод и по-прежнему одинок, а впереди стояла такая же одинокая старость. В прежние годы те священнические семьи, в которых не оставалось никого для «наследования» священнических мест в приходе, им не оставалось ничего другого, как продавать эти места, передававшиеся до этого из рода в род по наследству. Однако в начале XIX столетия и то, и другое было запрещено императором Павлом I, и это создавало тяжелое положение для вдового и сиротствующего духовенства. Выходом из этого стал новый указ императора, чтобы последнее занимало богадельные вакансии при монастырях и архиерейских домах. Это стало наилучшим выходом и для о. Павла. 4 декабря 1852 года он покинул маленькое село и уехал в Вятку, приняв лестное предложение владыки Елпидифора занять должность эконома при архиерейском доме, но с получением доходов из Лебяжского прихода. После этого на время при церкви снова осталось два священника — о. Федор Лопатин и о. Иоанн Даварский. Настоятелем церкви и катехизатором стал священник Лопатин, но о. Павел свой бывший приход не оставлял и приезжал на Лебяжскую землю.
Об этом может говорить тот факт, что во время Крымской войны 1853-1856 гг. лебяжский приход сделал большие пожертвования на нужды действующей армии и ополчения, чему последние были обязаны его священникам Романову и Лопатину, которые после окончания войны были торжественно награждены именными наградами — бронзовыми наперсными крестами на Владимирской ленте, с выдачей грамот об этом. Кроме того, в 1854 году о. Павел был высочайше пожалован высшей церковной наградой — бархатно-фиолетовой камилавкой, а в 1859 году седовласый лебяжский батюшка был высочайше пожалован золотым наперсным крестом. Это оказалась его последняя награда. Вскоре после этого о. Павел отошел ко Господу, в самом преддверии новой пореформенной России, а его век, век крепостного права, уходил в прошлое вместе с ним. Над маленьким Лебяжьем занимался новый рассвет.
ПГТ Лебяжье, 2003 год.
Источник:
1. «Узрим свет…» - Православный краеведческий альманах по истории Лебяжского и Уржумского районов Кировской области. Выпуск №1. Частное (некоммерческое) издание краеведа – любителя Казакова Дмитрия Николаевича. 2005 г. |
