Уральские заводчики во второй половине XIX –

начале XX века: владельцы и владения

МОСОЛОВЫ

Представители рода тульского происхождения Мосоловых к 1861 г. владели на Урале двумя горнозаводскими имениями - Шурминско-Залазнинским и Каноникольским округами, принадлежавшими двум давно разошедшимся ветвям.

Шурминско-Залазнинский округ отставного майора Николая Ивановича Мосолова в середине XIX в. состоял из двух частей, находившихся в 330 верстах друг от друга. Залазнинские заводы (Верхний, Нижний и Залазнинско-Белорецкий) в Глазовском уезде Вятской губернии выплавляли чугун из бурых железняков и переделывали его в полосное железо кричным способом. Шурминские заводы (Верхний, Средний, Нижний и Буйский), расположенные в Уржумском уезде той же губернии, выплавляли чугун из болотных руд и, смешивая его с чугуном Залазнинских заводов, тоже выделывали кричное полосное железо. По свидетельству специалистов, из-за недоброкачественных руд это железо «имело почти неисправимые дурные свойства». Производительность мосоловских заводов в 1860/61 г. составила 190 335 пуд. чугуна¹. К этому времени они подошли, будучи под залогом в Петербургской сохранной казне, без оборотного и запасного капиталов, что и послужило основной причиной финансового кризиса. Он выразился не только в неуплате казенных податей, но и в прекращении заготовки заводских припасов и продовольствия для мастеровых.

В день обнародования царского манифеста 16 марта 1861 г. вместо благодарности за дарованную свободу мастеровые Залазнинского завода подали исправнику И. Розенквисту жалобу «о несвоевременном удовлетворении их заработными платами». Но заводоуправление «не только не обратило ни малейшего внимания на справедливые требования мастеровых», но, по словам исправника, даже не сочло нужным отвечать и на его «бумаги». Повторное прошение от 244 человек было подано в начале апреля. Рабочие сообщали, что с декабря 1860 г. им задолжали 24 706 руб., которые они и просили исправника «истребовать от заводоуправления к наступающему празднику Воскресения Христова». На запрос И. Розенквиста Залазнинская контора отозвалась, что «бывшие крепостные, а ныне временнообязанные заводские люди... сделались грубы и непокорны... и большей частью вышли из повиновения, не слушают никаких убеждений, поступают по своеволию и останавливают уже действие доменной печи». К владельцу, который жил в Буйском заводе в 300 верстах от Залазны, был отправлен «нарочный служитель» за деньгами. После рапорта исправника главный начальник уральских заводов также обратился к Н.И. Мосолову «с убедительной просьбой» принять действенные меры к снабжению заводов деньгами и провиантом. «Надеюсь, - писал Ф.И. Фелькнер, - что Вы, милостивый государь, вполне сознаете эту необходимость. и избавите начальство от неприятности прибегать к другим, более решительным мерам»².

Но вопреки желанию властей и рабочих заводчик объявил, что «совершенно не может продолжать хозяйственное управление без содействия Правительства, что заводоуправление потеряло все моральное влияние на народ, расстроилось во всех расчетах и не имеет средств к составлению сумм, потребных для заводского производства». По его мнению, причиной такого положения явились «стеснительные для него действия» исправника и Уральского горного правления, предпринявших секвестр металлов его заводов за неуплату казенных податей. Кроме того, заводчик возложил ответственность на Горное правление за «настоятельные распоряжения об уплате рабочим заработанных ими денег». «Рабочие, - писал он в свое оправдание, - и в прежнее время никогда своевременно не получали задельных плат и, оставаясь неудовлетворенными в продолжение пяти и даже восьми месяцев, подчинялись безропотно такому издавна принятому порядку». По мнению владельца, своим вмешательством чиновники «нарушили законные отношения помещика к его крестьянам».

На такое «изобличительное для самого Мосолова оправдание» горные чиновники ответили, что их действия как раз и были направлены на поддержание порядка, а нарушение его «происходит вследствие неисполнения Мосоловым собственных обязанностей к своим крестьянам»³. К тому же, как было ясно, вовсе не «безропотно» прореагировали на задержки плат сами рабочие, подавшие жалобы на своего заводчика. В такой ситуации, грозившей не только остановкой заводов, но и замедлением крестьянской реформы, не оставалось ничего иного, кроме как спешно выделить из казны необходимые средства.

Озабоченный неутешительными результатами «удостоверения о положении заводского населения майора Мосолова числом до 3674 рев. душ», министр финансов А.М. Княжевич одобрил «экстренную ссуду» в 14 тыс. руб. из средств Горного правления и распорядился выделить еще 100 тыс. из фондов министерства. «Рабочие Залазнинских заводов, - в начале июля 1861 г. сообщал проводивший следствие полковник П.М. Бурнашев, - были чрезвычайно тронуты как оказанным им пособием деньгами, так и благодетельным вообще вниманием к бедственному их положению и все, собравшись перед отъездом моим... выразили мне в простых, но самых искренних выражениях чувство благодарности, которым они исполнены, и при этом поднесли мне от всего общества благодарственный адрес с убедительной просьбой принять его, несмотря на то, что по неумению они не могли выразить в адресе всего того, чего бы желали»⁴.

Из всех вариантов дальнейших действий при фактическом отказе Н.И. Мосолова от управления своими заводами Горное правление посчитало возможным учредить опеку. Но Вятское по крестьянским делам присутствие, лучше представлявшее ограниченные возможности уездных опек губернии, «пришло к убеждению» о необходимости учреждения над Шурминско-Залазнинскими заводами казенного управления. С этим предложением 29 сентября 1861 г. согласился и император. Горное правление направило на заводы Мосолова инженер-подполковника Н.Д. Романовского, прежде служившего управляющим Артинским казенным заводом⁵.

Это событие совпало с кончиной Николая Ивановича Мосолова 2 октября 1861 г. Его наследниками остались вдова Антонина Митрофановна Еллинская, дочь лейб-хирурга, и дети. В генеалогии рода имеются сведения о четырех сыновьях (Иван, Николай, Александр, Михаил) и четырех дочерях заводчика (Олимпиада, Любовь, Антонина, Анна). Только старшие сыновья Иван и Николай достигли к моменту кончины отца совершеннолетия. Видимо, замужем была и старшая дочь Олимпиада Домелунксен. Известно, что Николай Николаевич Мосолов окончил Николаевскую военную академию, в 1872 г. получил чин генерал-майора Генерального штаба, служил начальником штаба Восточно-Сибирского военного округа и 6-го армейского корпуса. Его младший брат Александр Николаевич впоследствии дослужится до чина тайного советника и камергера, станет вологодским и новгородским губернатором, директором Департамента духовных дел и иностранных исповеданий, членом Государственного совета. Он получит известность и как публицист, историк (автор очерка «Курляндия под управлением Екатерины Великой») и драматург (автор драмы «Вокруг пылающей Москвы» и др.), основатель первой в Прибалтике русской газеты «Рижский вестник». Михаил Николаевич был записан капитаном. Мужем Антонины Николаевны назван помещик Вятской губернии Алексей Яковлевич Прозоров, мужем Анны Николаевны - профессор Казанского университета, директор Демидовского лицея в Ярославле, тайный советник Сергей Михайлович Шпилевский⁶.

Над несовершеннолетними наследниками была учреждена опека в лице матери и зятя коллежского асессора Федора Николаевича Домелунксена, который принял на себя и обязанности уполномоченного всех наследников. Но до 1864 г. ни он, ни наследники не вмешивались в дела казенного управления, пока со всей очевидностью не проявилась его неэффективность.

Уже после года казенного управления министр финансов М.Х. Рейтерн констатировал, что заводы наследников Н.И. Мосолова «не только не обещают выйти из затруднительного своего положения, но и не в состоянии продолжить свое действие без пособия со стороны Правительства». «По случаю неисправного взноса платежа» в Петербургскую сохранную казну высочайшим повелением 1 февраля 1863 г. заводы были назначены в публичную продажу с ассигнованием 65 тыс. руб. сер. «с тем, чтобы сумма эта вместе с отпущенными прежде 100 тыс. руб. и другими казенными долгами была возмещена при продаже заводов преимущественно перед прочими долгами». В октябре 1863 г. «во избежание нового со стороны казны отпуска денег на действие заводов Мосолова» было разрешено также отсрочить взыскание всех «податей и повинностей» до публичных торгов⁷.

Н.Д. Романовский вынужден был оправдываться за свои неудачи. «Тотчас по приезде, - образно описывал он свои впечатления главному начальнику уральских заводов А.А. Иоссе, - я был осажден законным ропотом рабочих на неудовлетворение их платами за два и даже шесть месяцев; к этому должно присоединить... деревянные постройки и устройства заводов, кидающиеся в глаза по их ветхости и старой конструкции. С первых моих вопросов и собираемых сведений я увидел, что правильность тут ни в чем не существует. Произвол со стороны рабочих и приставников, безучетность в материалах и уроках, лихоимство старших лиц, гнет еще не остывшего крепостничества - все это вместе взятое подействовало бы весьма тяжело на всякого постороннего. На меня подобная обстановка действовала еще тяжелее, как на человека, привыкшего к правильности и такту казенных работ, к мерке и положению. Да, наконец, получая требуемые сведения от служащих, я увидел, что имею и буду иметь дело с полуграмотными и подчас дерзкими плутами, заинтересованными в ложном указании мне дела из-за своих корыстных видов. Они очень хорошо видели, начиная с владельца и кончая самым последним поденщиком, что я. буду противодействовать их лихоимству и бесконтрольности». «Выбрав эту дорогу, - с пафосом заявлял управляющий, - я вооружил против себя всех: и владельцев, и служащих и других разных местных лиц, более-менее влиявших на заводские дела. В некоторых я прямо видел личных своих врагов, и причина мне открыта, что на мою долю выпала участь стать преградой грабежу заводов и своеволию полуграмотников».

Впечатлительный управляющий жаловался, что оказался совершенно один «среди людей, явно нерасположенных к казенному управлению», что ему пришлось «целые ночи проводить над донесениями и отписываниями», так что «письменность и отчетность просто задавили. и решительно поглотили весь труд и все время». В такой ситуации, по его же словам, он «успевал только направлять действие заводов в общих чертах», а «подробно вникнуть в техническую часть» ему «не доставало времени». Сначала Н.Д. Романовский попросил прислать помощника, которого собирался отправить на отдаленные от Шурминских Залазнинские заводы, что было выполнено Горным правлением. Но после трех лет управления, «получив множество незаслуженных замечаний и видя нарекания от начальников», он просил уже о присылке «по крайней мере четырех человек, чтобы они помогли направить заводские конторы». «Два-три года управления этими заводами унесли много годов моей жизни. Здоровье мое, и без того не крепкое, принесено в дар заводам, на которых имею честь служить», - завершал он очередное оправдательное послание главному начальнику, явно намекая на желание поскорее расстаться с должностью, чреватой столь опасными последствиями⁸.

К этому решению подтолкнули горные власти и действия заявивших в это время о себе заводовладельцев. В июле 1864 г. в Горный департамент поступило прошение одного из них - подполковника Генерального штаба Н.Н. Мосолова. «После установления казенного управления...- писал он, - наследники умершего владельца устранены от всякого к заводским делам прикосновения или вмешательства. С тех пор в продолжение почти трех лет положение заводов нисколько не улучшилось, так как кредиторы не получили даже процентов по предъявленным обязательствам, наследники также не получили ни копейки, а казенные недоимки и заимообразно взятые ссуды не только не пополнены, но еще выросли». Поскольку следствием такого положения дел стало назначение заводов к продаже с публичных торгов, Н.Н. Мосолов «от имени прочих наследников» попросил «не отказать ему в доставлении копий с подробных отчетов за все время казенного управления заводами покойного отца»⁹. С той же просьбой в Горное правление обратился и опекун Ф.Н. Домелунксен. Хотя, решили горные чиновники, «нет законов о предоставлении отчетов опеке», но желание владельцев посчитали уместным, «согласно бывших уже примеров». Оказалось, что владельцы могли даже иметь при казенном управлении доверенных от них «агентов» с полномочиями проверять «все конторские книги, дела и отчеты с тем только, чтобы агенты эти отнюдь не вмешивались ни в какие распоряжения по управлению заводами».

Тогда-то и выяснилось, что, вопреки жалобам Н.Д. Романовского о его якобы загруженности «письменной работой», в Горном правлении «за всеми настояниями» не обнаружилось отчетов за все время его управления. Более того, по свидетельству опекуна, помощник управляющего жил вместе с ним на Шурминском заводе, а на Залазнинских заводах, куда должен был отправиться, ни разу не бывал. Сам Н.Д. Романовский посещал эти заводы не более двух раз в год, все управление ими было передано приказчику Алфимову, «который давно уже ослеп». Таким образом, эти заводы, «более важные по значению своему и требующие главного надзора», оказались без должного присмотра. Да и Шурминские заводы, где расположились управляющий и его помощник, по сведениям опекуна, «тоже не пользовались особенным присмотром, судя по лесоистреблению, производимому крестьянами соседних деревень». Ф.Н. Домелунксен жаловался также на низкие цены продажи железа и высокие цены покупки провианта для рабочих¹⁰.

Видимо, несколько смущенный этими обвинениями в адрес казенного управления А.А. Иосса отправил письмо А.М. Мосоловой в Вятку. В ответной депеше она поблагодарила главного начальника «за участие, принимаемое в делах наших заводов и за обещание содействовать в поправлении оных». Она предложила заменить Н.Д. Романовского, вместо него «избрать человека известного своими познаниями, опытностью и честностью». Доверяя «словам зятя и всеобщим отголоскам», вдова просила назначить управляющим инженер-подполковника В.М. Малахова, служившего управителем Нижнеисетского завода с повышенным против обычного окладом в 3 тыс. руб. Кроме того, она предлагала допустить «доверенное лицо со стороны наследников», чтобы «следить и наблюдать» за действиями управляющего. Не получив скорого ответа, в августе 1864 г. Антонина Митрофановна вместе с Ф.Н. Домелунксеном вновь писала А.А. Иоссе о необходимости принять решительные меры и «остановить вовремя злоупотребления. которые делаются к явному лишь ущербу и разорению». «А действия Романовского, - настаивали опекуны, - именно таковы, особенно в настоящее время, когда ему сделались известны наши жалобы и просьба о смене его. В настоящее время он, отзываясь, будто бы рабочие не хотят работать, с целью, вероятно, не давать им продовольствия, не делает никаких починок даже в таких необходимых инструментах, как, например, молотах, наковальнях и проч., без которых работать нельзя, и потому работы большей частью встали». «Не желая переносить дело это выше, когда оно может быть удовлетворено ближайшим своим начальством, - предупреждали опекуны, - мы вновь обращаемся с убедительной просьбой настоять... о немедленном разрешении иметь доверенное лицо, назначении нового управляющего и войти ныне же с ходатайством в Горный департамент об отпуске вновь суммы по примеру прошлых лет в пособие на действие заводов в том уважении, что в случае закрытия заводов по неотпуску денег впредь до продажи оных должна быть все равно отпущена от казны сумма для годичного продовольствия заводского населения»¹¹.

Медлительность главного начальника при смене управляющего была вызвана, видимо, ожиданием продажи Шурминско-Залазнинских заводов. Но вскоре стало известно, что торги откладываются на неопределенный срок в связи с «пересмотром» составленных уездным исправником описей заводов, в которых Петербургской сохранной казной были обнаружены многочисленные недостатки. Тогда А.А. Иосса и решился на предложенные опекунами меры. В ноябре 1864 г. он составил докладную записку министру, в которой представил компромиссное объяснение сложившейся ситуации. «Заводы наследников Мосолова, - сообщал он, - приняты были в казенное управление в самом расстроенном виде, производство их было в крайнем упадке, и вся техническая часть совершенно запущена. Вообще положение, в которое они были приведены разными невыгодными обстоятельствами таково, что при нынешней дороговизне рабочих рук и первых потребностей нельзя надеяться на выгодное действие заводов. В таком положении кроме денежного пособия заводам необходим был управляющий энергический, опытный как в технической, так и в хозяйственной части управления, чтобы продолжать действие по возможности с меньшей невыгодой, тем более что по отдаленности сих заводов невозможно постоянно следить за производством их и действиями управляющего. К сожалению, подполковник Романовский, который мог управлять благоустроенным заводом казенным под руководством Горного начальства, оказался недостаточно опытным для управления отдаленными частными заводами, до крайности расстроенными, где он должен был действовать самостоятельно и не имел возможности ни совещаться с кем-либо, ни испрашивать постоянно разрешений действиям своим. Конечно, и более опытный управляющий едва был бы в состоянии вести без убытка действие заводов. но за всем тем я нахожу подполковника Романовского недостаточно опытным для управления заводами. и потому полагал бы полезным, согласно с желанием опекунов, назначить к управлению впредь до продажи заводов подполковника Малахова, как офицера опытного и распорядительного». Главный начальник ходатайствовал и о повышенном окладе В.М. Малахову, поскольку считал, что, «имея значительное семейство, офицер этот будет очень стеснен перемещением в отдаленные заводы при незначительной прибавке до 572 руб., полагаемой в подобном случае, и это может побудить его оставить вовсе горную службу».

Размышляя о будущности Шурминско-Залазнинских заводов, А.А. Иосса писал, что «по невыгодности действия заводов. следовало бы их закрыть, чтобы избежать ежегодного убытка, но, имея в виду продажу оных и то обстоятельство, что закрытые однажды заводы требуют значительных расходов на возобновление действия, что может иметь влияние на продажу их». Поэтому он полагал «менее убыточным продолжить действие заводов до продажи, приняв все меры к сокращению по возможности расходов и увеличению выделки для удешевления металлов... а также поспешить продажей заводов»¹².

Н.Д. Романовский был уволен в вожделенную им отставку с нелестной для него формулировкой: «вследствие неопытного и для Мосоловых не выгодного управления». Он составил 100-страничную записку с опровержением обвинений владельцев, уверяя, что «общее фразерство с их стороны не подкрепляется никакими фактами, а только выражается голословными обвинениями, не выдерживающими самого легкого разбирательства». Дело тянулось до декабря 1876 г., когда было закрыто как ввиду «прекращения со стороны заводовладельцев и опекунов всякого преследования, так и за смертью Романовского»¹³. Управление заводами наследников Н.И. Мосолова 9 марта 1865 г. принял инженер-подполковник В.М. Малахов, незадолго до этого утвержденный в должности министром финансов М.Х. Рейтерном.

В отличие от своего предшественника в одном из первых рапортов В.М. Малахов писал, что «по ближайшему ознакомлению с положением заводов... и кругом их действия» он «положительно убедился. что не встретит никакого затруднения в управлении оными и вся техническая и хозяйственная часть их без всякого упущения может быть исправляема. без помощи другого лица». Вместо помощника он просил «нанять одного-двух опытных счетоводов, поскольку счетная часть здешних заводов. находилась в самом младенческом состоянии». В первый год энергичный управляющий действительно удачно запродал железо Пастуховым, выгодно продавал его и по пути следования каравана в Вятке, Котельниче, Лаишеве и Саратове, а также обнаружил перспективные месторождения глины и бурого угля возле Залазнинского завода. Вместо намерения бывшего управляющего закрыть заводы, В.М. Малахов в смете на 1865/66 заводский год заложил чистую прибыль до 88 тыс. руб., из которых 40 тыс. руб. предназначались на уплату казенного долга, а 48 тыс. руб. - на составление запасного капитала «для обеспечение заводских оборотов». Он даже пришел к заключению, что «предположение Горного правления о закрытии заводов может быть отменено»¹⁴.

За столь оптимистичным прогнозом нового управляющего последовало ходатайство опекунов об отмене назначенной продажи и рассрочке казенных долгов на 37 лет. Они просили пока оставить заводы в казенном управлении «впредь до приискания ими средств к принятию оных в свое распоряжение». Император 29 октября 1865 г. принял эти предложения, предупредив, что «при первой неисправности в уплате рассроченных долгов заводы будут подвергнуты немедленной продаже». Ежегодно в Государственное казначейство за ссуду 165 тыс. руб. заводы должны были платить 11 937 руб., а по залогу имения в Петербургской сохранной казне на сумму 248 170 руб. - 14 890 руб.¹⁵

Последующие события позволяют предполагать, что именно в отсрочке продажи и заключался тайный смысл настойчивости опекунов при назначении «энергического» В.М. Малахова. Он же (вольно или невольно) содействовал осуществлению их плана. Уже в следующем году железо сумели продать только по заниженной цене, и заводы остались вовсе без прибыли. Управляющий телеграфировал главному начальнику: «Железа покупателей нет. Хлебом помогло земство». Он просил также о ссуде 7,5 тыс. руб. и залоге металлов в Екатеринбургской конторе Государственного банка.

Памятуя о прежних обещаниях, чиновники Горного правления писали в октябре 1868 г., что «вправе были ожидать в последующие годы если не прогрессивного возрастания благосостояния заводов Мосоловых, то сохранения по крайней мере того положения их, в каком они, по удостоверению Малахова, находились в 1865 г.». «Между тем в настоящее время финансовое положение заводов достигло такой степени кризиса, что рабочие в течение девяти месяцев остаются неудовлетворенными заработной платой, и заводоуправление находит, очевидно, совершенно невозможным обойтись без пособия от казны». Действительно, производительность заводов упала тогда почти вдвое, а В.М. Малахов «не только не внес назначенные платежи, но и не представил объяснений»¹⁶.

В мае 1869 г. М.Х. Рейтерн «обратил особое внимание на небрежение исполнения коллежским советником Малаховым обязанностей, на него возложенных», и приказал «строго рассмотреть его действия». Через год «в дополнение о поверке» он предложил главному начальнику «сделать немедленно распоряжение об устранении Малахова от управления заводами». Назначение новым управляющим Шурминско-Залазнинскими заводами бывшего управителя Нижнетуринского завода надворного советника В.А. Латынина последовало 24 мая 1870 г.; 4 августа он уже «вступил в должность». Одновременно заводы вновь были назначены в публичную продажу¹⁷.

В 1871 г. А.М. Мосолова, проживавшая «в Казани на Булаке в доме Титова», обратилась к горному начальству с просьбой, «приняв во внимание пятилетнюю честную службу на наших заводах г-на Малахова... разрешить выдать ему в вознаграждение из заводских сумм годовой оклад жалования, т. е. 3 тыс. руб.». «Назначение вознаграждения бывшему управляющему Малахову зависит непосредственно от учрежденной опеки», - последовал категоричный ответ из Уральского горного правления. Горный департамент вообще «не признал возможным входить в рассмотрение упомянутого ходатайства опекунского управления». Но владельцы, видимо, не утратили еще надежды на возвращение родовых заводов, поскольку ни в 1871, ни в 1872 гг. торги успехом не увенчались. Известно, что по их ходатайству В.А. Латынин в феврале 1872 г. выезжал в Петербург «по делам управления». Каких-либо существенных решений на совещании тогда, по-видимому, принято не было, поскольку «историей» с В.М. Малаховым владельцы и опекуны окончательно дискредитировали себя в глазах властей. Производительность заводов поддерживалась в те годы на минимальном уровне лишь в целях «дотянуть заводы до продажи». Управляющий сообщал, что даже при сокращении расходов вполовину денег по-прежнему недостаточно. Чугун он предполагал продавать Уральскому горнозаводскому товариществу, а железо, как это уже давно было принято, «в задаток при запродаже последующего года». В 1875 г. на Залазнинском заводе возникли «затруднения от недостатка денежных средств при заподряде рудопоставщиков и неуплате податей за них, так, что земская полиция сделала распоряжение согнать рабочих с заводских рудников»¹⁸.

В сентябре 1875 г. вместо В.А. Латынина управляющим назначили горного инженера коллежского советника Н.В. Романова. Свою деятельность он начал с выяснения положения и перспектив развития Шурминско-Залазнинских заводов, которые изложил в обстоятельной докладной записке министру государственных имуществ. По смете на 1875 г. здесь предполагалось выплавить 142 тыс. пуд. чугуна, приготовить 41,3 тыс. пуд. чугунных отливок и выделать 100 тыс. пуд. кричного железа. Управляющий рассчитал, что на это потребуется оборотный капитал в размере 148 470 руб., включая 42 676 руб. накладных расходов (29%). При максимально возможной цене железа (1,4 руб.) убыток мог составить 8470 руб. По его мнению, этот убыток «происходит частью от цены выделываемого сорта, выходящего из спроса, частью от качества железа, не пользующегося уважением рынка, и частью от малой величины выделки металла и технических несовершенств его производства». Поэтому «коренное устранение убытка», как считал Н.В. Романов, возможно «только направлением деятельности заводов, частью или вполне, на другие сорта железа, более ценные, чем полосное». Но это требовало «серьезных пожертвований, на которые заводы. не имели никаких средств».

«Практикуемыми ныне средствами для покрытия малодоходное™, а в большинстве случаев убыточности железного производства Мосоловских заводов, - объяснял он, - служат продажа чугуна и местная продажа железа и чугунного литья. Паллиативность этих средств ясна сама по себе, но значение их неодинаково. Выгодная продажа чугуна на нашем железном рынке есть дело едва ли не случайное. Так, в настоящем и прошлых годах Лаишевский рынок совершенно не имел спроса на чугун, а до этого времени за пуд чугуна давали 56 коп. - цену, дающую Мосоловским заводам ничтожный барыш в 1 коп. с пуда. Только Уральское Товарищество поддерживает, но, разумеется, тоже временно, спрос на этот металл и предлагает за него цены благодарные. Кроме того, продажа чугуна предполагает заготовку значительно большего против нынешнего количества руд и угля. Не говоря уже о том, что именно эти операции составляют труднейшую часть управления Мосоловскими заводами, они требуют прежде всего свободного капитала, а заводы эти не имеют не только свободного, но и никакого. Продавать же чугун из имеющихся запасов его, как это делалось в прошлом году и предполагается по смете на настоящий, значит обессиливать самого себя. Средством для покрытия убытков, заслуживающим гораздо большего внимания, является сбыт железа и чугуна на ближайший местный рынок. К сожалению, сбыт этот не гарантируется ни спросом настоящего размера, ни правильно организованными путями сбыта».

Обратившись к анализу финансового состояния подведомственных ему заводов, Н.В. Романов определил общую сумму долга в размере 897 435 руб., в том числе 646 014 руб. казенного, рассроченного в 1865 г. на 37 лет; 18 180 руб. долга рабочим, не выплаченного еще со времени «владельческого управления», а также 233 240 руб. долга, накопленного уже за период казенного управления. Причем только долг рабочим имел, по его словам, «некоторое попятное движение», сократившись за 14 лет всего на 800 руб. Остальные долги «имели движение только поступательное, совершаемое с быстротой вражеского натиска». Так, рассроченный долг ежегодно увеличивался на 23 тыс. руб., а долг казенного управления «по сложности 14 лет» рос на 16,6 тыс. руб. Общий прирост этих долгов, таким образом, составлял более 74 всего заводского оборотного капитала. Но кроме них на заводах накапливались и так называемые «долги, подлежащие немедленной уплате», включавшие до 126 тыс. руб., которые составляли 5/6 оборотного капитала. Поскольку заводы действовали «посредством запродажи и залога металлов», то эти долги, по расчетам управляющего, «не могли быть уплачены иначе, как за счет образования другого долга, ему равного или еще большего». «Из сказанного следует, - делал он неутешительный вывод, - что заводы наследников Мосолова действуют единственно потому, что могут делать долги, находя для них помещение в правительственных учреждениях - по их долготерпению, у частных лиц - за приличное вознаграждение и даром у бесконечно выносливых рабочих людей. Подобное положение дел заводских до того ненормальное, что вместо положительности, присущей управлению делом столь капитальным, как заводы, и уважением, которым оно должно пользоваться как управление казенное, оно почти предполагает в нем особую финансовую изворотливость, ловкость рискового коммерсанта, успевающего своевременно помещать свои невозможные обязательства в такие неопытные руки, которые до времени прикрывают его давно упавшие фонды». Если продолжить действие заводов «по принятой системе запродаж и залогов», полагал управляющий, то в начавшемся 1875/76 г. убыток составит 15 163 руб. и «количество долга, подлежащего немедленной уплате... сделается почти равным всему оборотному капиталу». «Это полное банкротство, далее которого идти нельзя», - резюмировал он свои рассуждения.

Н.В. Романов предлагал либо дать заводам казенную субсидию в 300 тыс. руб. и после уплаты «текущих долгов» открыть новые производства, «вполне способные сделать их заводами прибыльными», либо заменить субсидию разрешением вырубить и продать 50 дес. леса из отведенной к Шурминскому заводу лесной Козьмодемьянской дачи. Еще одним вариантом могла стать передача заводов «в бесплатную аренду» с принятием долгов, оставшихся со времен казенного управления, но это управляющий считал «весьма сомнительным». «Если ни один из этих трех выходов не будет признан за возможный, - полагал Н.В. Романов, - то ничего не остается более, как закрыть заводы, додержав имеющиеся запасы и продав как наличный, так и имеющий выплавиться из запасов чугун на посильное удовлетворение кредитов и рабочих людей»¹⁹.

По предписанию главного начальника И.П. Иванова в сентябре 1875 г. на заводы прибыл горный начальник Камско-Воткинского округа статский советник В.И. Тимофеев, которому было поручено не только дать заключение на предложения Н.В. Романова, но и помочь временно остановленным тогда Шурминским заводам, где не оказалось запасов провианта. Об этом известил главного начальника опекун Ф.Н. Домелунксен, дослужившийся к тому времени до чина статского советника и должности вятского вице-губернатора.

«Настоящее положение заводов не есть явление случайное, - рапортовал В.И. Тимофеев. - Оно подготовлено еще самими владельцами благодаря их расточительности и нерациональному ведению дела, приведшему заводы к значительным долгам казне». Казенное управление, по его мнению, «при всем стремлении» оказалось неспособным поправить положение заводов, поскольку те «встали уже силою обстоятельств в анормальное положение к современным требованиям железного рынка». Это не могло не привести к неизбежному кризису, со всей очевидностью обнаружившемуся в 1875 г. из-за того, что сорвалась ставшая уже обязательной запродажа выплавленного чугуна. Обсудив с Н.В. Романовым сложившееся положение, он согласился с его предложениями, подробнее рассмотрев вариант закрытия заводов, хотя считал, что они (особенно Залазнинские) еще достаточно перспективны «относительно естественных богатств и рабочих рук». Для закрытия заводов, решил горный начальник, «не представится особенных затруднений со стороны обеспечения продовольствием народонаселения», поскольку на Шурминских заводах оно могло быть наделено землей, «хлебороднейшей в Вятской губернии», и сверх того имело возможность «иметь заработки у местных лесопромышленников». Население Залазнинских заводов также могло заниматься хлебопашеством, а «в случае скудости урожаев» всегда имело возможность найти работу в окрестных заводах, «которые весьма нуждались в рабочих руках». «С финансовой точки зрения» закрытие заводов могло обойтись казне, по его подсчетам, в 174 тыс. руб. «безвозвратного расхода» и 50 тыс. руб., данных в долг на два года. При этом, естественно, «пропадали» 400 тыс. руб. долга сохранной казне. Поэтому более экономичным вариантом виделась В.И. Тимофееву правительственная субсидия в 300 тыс. руб., которая «при переустройстве заводов на более выгодные производства сортового железа» позволяла уплатить казенные долги в течение 15 лет²⁰.

В обсуждение судьбы родовых заводов не мог не вмешаться опекун Ф.Н. Домелунксен, служивший тогда в должности вятского губернатора. Видимо, при встрече с ним управляющий Н.В. Романов откровенно высказался о «совершенной бесполезности» Шурминских заводов, что вызвало возмущение опекуна. Действуя через Горный департамент, он пожаловался на управляющего и предложил увеличить заводские доходы «посредством отдачи в аренду отдельных земельных участков и производства на Шурминских заводах взамен выделки железа чугунного литья в обширных размерах». Н.В. Романов вынужден был оправдываться перед начальством. Он сообщал, что «съемка пашен и покосов» не проведена, а потому «возможная, но незначительная доходность заводов от земли еще не определилась». О развитии же «литейного дела» Н.В. Романов утверждал, что это предложение было высказано им самим и впоследствии присвоено опекуном. «Я полагал видеть в нем только опекуна г-д наследников Мосолова и не предвидел возможности столь гласного распространения моих предположений на счет сомнительного будущего управляемых мною заводов», - констатировал обиженный управляющий²¹.

Но ни он, ни опекун-губернатор, ни даже местное горное начальство не могли решить участь разоренных заводов. Этим занялась особая комиссия Министерства государственных имуществ, заслушавшая Н.В. Романова в Петербурге в январе 1876 г. Из рапорта управляющего становится ясно, что комиссия основательно «рассмотрела вопрос со стороны естественных средств заводов, со стороны технический и со стороны хозяйственной». «По приблизительному исчислению запаса лесов оказывается, что размер правильного пользования ими не соответствует тому размеру железного производства, который позволял бы надеяться на доход, обеспечивающий уплату состоящих на заводе долгов. Рудники по характеру своему не могут считаться благонадежными в отдельности и представляют некоторое обеспечение для действия заводов только числом своим. Существующие на заводах технические устройства, равно как и самый способ приготовления железа, весьма устарели и совершенно не соответствуют требованиям современной техники заводского хозяйства. Продолжение действия заводов в том виде и теми способами, как это было до настоящего времени, ничего не обещает в будущем, кроме убытка. Поднятие же существующего производства... потребует не только времени, но и значительных денежных пожертвований со стороны казны. В виду же сомнительного состояния естественных средств заводов, особенно лесов, задолжение значительных сумм не имеет для себя достаточных оснований», - констатировала комиссия.

Вердикт, таким образом, был предрешен: «Заводы наследников Мосолова не заслуживают дальнейшей поддержки их на казенные средства и должны быть закрыты после додержания наличных запасов их и проданы для возмещения состоящих на них казенных долгов». Было предложено «взять заводы в казну за сумму стоимости наличного имущества по инвентарям, с исключением из нее казенных долгов», Залазнинские заводы продать «как горнозаводское имение со всеми принадлежавшими ему землями и лесами на правах полной собственности», а Шурминские заводы, как не имевшие «никаких задатков для прочного и самостоятельного существования» продать как «имение, представлявшее возможность извлечения дохода из запаса состоящей при них рабочей воды». Заводские мастеровые наделялись землей и лесом «в размере и на правах окрестных крестьян». Комиссия определила также, что на расчет «по текущим долгам» и на закрытие заводов потребуется 115 тыс. руб., которые выделялись под залог Козьмодемьянской лесной дачи. Ее же предполагалось «подвергнуть эксплуатации» для покрытия вложенных казенных денег.

Однако против принятия заводов в казенное владение выступило Министерство финансов, которое «выставило основания, отклоняющие его до употребления всех возможных средств к продаже заводов с торгов». В итоге обсуждения 6 февраля 1876 г. Александр II санкционировал закрытие Шурминско-Залазнинских заводов «по додержанию наличных запасов» и предписал их содержание до публичной продажи «покрывать эксплуатацией заводских лесов». Власть все еще рассчитывала на торги, хотя они безуспешно проводились Петербургской сохранной казной в январе-феврале каждого года²².

Вернувшись на заводы, Н.В. Романов распорядился, в соответствии с полученной им инструкцией, «расположить заводское действие так, чтобы целью его было... додержать имеющиеся уже запасы угля и других материалов и приступить к подготовительным мерам для начатия в возможно непродолжительное время эксплуатации посредством сплошной рубки делянок Козьмодемьянского участка Шурминской дачи». Государственное казначейство выделило назначенную для закрытия заводов сумму. Вскоре было остановлено действие Буйского завода; Залазнинские заводы вырабатывали последнее сырье. Разрешение ежегодно назначать лесосеки на продажу «в спелых насаждениях одним или несколькими участками на 200 десятин» последовало 30 апреля 1876 г. Были даже проведены первые торги, но никто тогда лес не купил. Вместе с тем закрытие заводов сопровождалось чередой почти мистических событий.

В декабре 1876 г. Н.В. Романов неожиданно был признан «умопомешанным». Причем о «расстройстве умственных способностей» управляющего Горный департамент известил вятский губернатор^). Н.В. Романов немедленно был уволен от должности «по болезни», а вместо него назначен коллежский асессор Н.Л. Никольский, вступивший в должность 24 января 1877 г. Он сообщал, что только на двух мосоловских заводах (Залазнинском и Залазнинско-Белорецком) тогда «производилось одно доменное действие». Но 17 апреля 1877 г. и оно было прекращено. Драматические следствия этого в очередной раз не заставили себя ждать. Новый управляющий отправился в Воткинск для переговоров о сбыте чугуна, но на обратном пути был «разбит параличом так, что левая рука и нога оказались без всякого движения и повредило частию язык». Н.Л. Никольскому был дан отпуск «на излечение» в Казани, но, вернувшись оттуда, 12 августа 1877 г. он внезапно скончался²³.

При проверке заводской кассы оказалась недостача в 736 руб. Лакей Пестов и сторож Чугуев указали прибывшим следователям, что деньги были похищены братом умершего управляющего Леонидом Лукичем Никольским и заводским исправником И.Г. Шаньгиным. Пестов, подслушивавший их разговор в соседней комнате, утверждал, что «на этот поступок» склонил Л.Л. Никольского исправник, доказывая это и участием Шаньгина «в сокрытии имущества Никольского, которого в первый раз было описано на 16 руб., а во второй, при содействии полиции, на 650 руб.» Чугуев в свою очередь сообщил, что когда пытался остановить «заговорщиков», то исправник «сказал ему, что это не его дело». Допрошенный исправник сначала не признавал обвинений: «От каких причин образовался недостаток кассы, объяснить невозможно». Но затем стал утверждать, что именно Л.Л. Никольский просил его «войти в шкаф», чтобы взять деньги на похороны управляющего, но он якобы не знал, что там хранится касса. Когда же пришел секретарь Бирюков, то он вернул 200 руб. Эта кража осталась нераскрытой, а недостающие деньги внес другой брат бывшего управляющего Лука Лукич Никольский²⁴.

Новым казенным управляющим был назначен надворный советник А.В. Андреевский, вступивший в должность 9 сентября 1877 г. Главной его заботой стали охрана имущества закрытых заводов, а также распродажа лесных участков, неудачно начавшаяся еще при Н.В. Романове. Тот полагал, что причиной срыва торгов было «противодействие представителей местных лесопромышленников вновь открывающейся торговой фирме». А.В. Андреевский объяснял ее «чересчур дорогой оценкой, ни на чем не основанной, а также слишком тяжелыми условиями уплаты денег». Надо, считал он, «оценить делянки по таксам Вятской губернии и условиями продажи не отягощать покупателей, а напротив, привлекать их, давая льготы». «Чем скорее Залазнинские заводы будут проданы или присоединены к управлению Вятских казенных заводов, а Шурминские - переданы в Управление государственных имуществ или проданы как лесные хозяйства, тем менее понесет Правительство затрат и убытков», - убеждал он Горное правление.

Обнаружив убыток в содержании Шурминско-Залазнинских заводов в размере 23 тыс. руб. в течение первого года после их закрытия, Горный департамент в декабре 1877 г. разрешил продажу валежника, вершинника и бурелома, а в октябре 1878 г. и сентябре 1880 г. позволил вести смолокурение «в видах очистки дач от пней и колодника». В 1878 г. были пересмотрены условия продажи леса и началась успешная распродажа отдельными мелкими участками Козьмодемьянской лесной дачи. Всего до 1882 г. управляющий продал 1156 дес. леса, что позволило ему даже сформировать «свободный капитал», который был положен в банк «для приращения процентов»²⁵.

Видимо, поэтому 11 марта 1883 г. А.В. Андреевский был переведен на должность горного начальника Гороблагодатских заводов, а на его место назначен надворный советник П.П. Боклевский, до этого преподававший минералогию в Межевом институте и участвовавший от казны в деятельности Товарищества Березовского золотопромышленного дела и Комиссии по строительству Самаро-Уфимской железной дороги²⁶. В сентябре 1883 г. он представил в Горный департамент записку, в которой ходатайствовал «в видах интересов казны восстановить действие Залазнинского завода, ввести в Шурминском заводе плавку сырого чугуна, устроить при среднешурминской плотине лесопильную мельницу, а в Буйском заводе устроить писчебумажную фабрику и ввести эксплуатацию лесной дачи этого завода». Все это предполагалось исполнить «средствами заводов», для того чтобы «поднять ценность их в глазах покупателей». Но высшее начальство ответило решительным отказом «в виду очередного назначения этих заводов в продажу на январь или февраль будущего года»²⁷.

Продолжение