Вторник, 19-03-24, 13.35

Приветствую Вас Гость | RSS
Село Буйское
Уржумского района
Кировской области

ГлавнаяРегистрацияВход
Меню сайта

Категории раздела
Новости сайта [202]

Статистика

Онлайн всего: 1
Гостей: 1
Пользователей: 0

Далекое-близкое:
В ХХ веке с Софией Сырневой
 
Автор вспомнила молодость. Получилась книжка...
 
 
Никак не привыкну, что двадцатый век - уже история. Одолев в нем половину, все ищу цельности в разорванном мировыми потрясениями времени, надеясь на свидетельства очевидцев. В этом смысле книжка воспоминаний Софии Сырневой - матери известной поэтессы Светланы Сырневой, многих томов тяжелей. Дочь репрессированного вятского священника, оказавшаяся в кольце ленинградской блокады, сельская учительница, работавшая затем в школах Уржумского района, женщина, вырастившая и воспитавшая двух дочерей - Светлану и Ларису, но потерявшая двух Анатолиев - брата и мужа, рассказывает о пережитом сдержанно и глубоко. Даже в вынесенных в подзаголовки глав фразах чувствуется внутреннее напряжение: "Зима в Кузьмолове. Голод. Мертвые в коридорах и на дорогах. "Мы все умрем”. Смерть Толи. Известие о Дороге жизни». В подробностях - тем более касаются ли они вятского довоенного периода, ленинградского блокадного или уржумского послевоенного.
Подробности таковы. Небольшое село Верхоишеть бывшего Татауровского, а ныне Нолинского района Кировской области. Новый дом регента церковного хора Александра Арсеньевича Сырнева, им и построенный. Церковь закрыли в 1929 году, не стало работы и прав, регента объявили лишенцем, а все семейное имущество конфисковали и продали с торгов... "Отец, отчаявшись найти работу на родной земле, в 1930 году отправился на заработки в Ленинград... Влиться в отряд рабочего класса большого города - это было спасением...” - вспоминает в самом начале своей книжки С.А. Сырнева.
Оказывается, многие вятчане в ту пору скрывались от репрессий именно в Ленинграде. Подмечая эту особенность, София Александровна характеризует атмосферу в городе на Неве как либеральную. Еще бы: здесь никому в голову не приходило заставлять детей наряду со взрослыми собирать сходы и прилюдно вручать ярым неплательщикам налогов "рогожное знамя”, вспоминая о котором София Сырнева пишет: "До сих пор диву даюсь, как они, бедные неимущие крестьяне, принимали и держали это "знамя” без всякого сопротивления, совершенно серьезно выслушивали наши обвинительные речи...”
Таким терпеливым, серьезным крестьянам и выпало в военное лихолетье спасать семью Сырневых, выехавшую в 1932 году в Ленинград к как-то обустроившемуся там отцу. Голодно было и в середине тридцатых. "Хлеб получали по карточкам - 250 граммов на иждивенцев, то есть на детей, и 450 граммов на работающих взрослых... От хронического недоедания началась "куриная слепота”. И мне было странно, что, когда заходило солнце, я становилась совсем слепой...» - свидетельствует София Сырнева о жизни в Красном Селе, где в Николаевской начальной школе учительствовала ее мама Евлампия Васильевна.
Свидетельства о военном времени, блокадном еще горше, суровее и жестче. В начале декабря 1941 года у отца на фабрике украли хлебные карточки, и он умер от голода. Хлебный паек Сырневых к этому времени уменьшился до 125 граммов. Чувствуя, что умрет, брат Анатолий попросил сестру Софию увезти его в больницу. "Я взяла у соседей санки, довольно длинные, Толя лег на них, я его повезла. Всю дорогу мне казалось, что он уже умер... 18 февраля 1942 года его положили в больничную палату. На второй день я пришла его проведать. Он дал мне две конфетки, два шарика... 21 февраля... мне сообщили, что он умер... Совершенно ослаб Витя. Когда он вставал, его качало во все стороны, и он опять ложился... В марте 1942 года пронесся слух, что можно добраться до Большой земли через Ладожское озеро... Однажды пришел начальник эвакопункта, финн. Выдал нам пропуск - документ, в котором были записаны наши имена и годы рождения... Обозначена была и дата эвакуации - 20 марта... А 16 марта утром умер Витя. Это обнаружила мама. Она окликнула меня словами: "Соня, Витя-то ведь умер”...
В этих горьких свидетельствах есть важные подробности. Братьев у Софии Сырневой было трое: Анатолий, Виктор и Никодим. Толя с детства писал стихи, занимался в литературной студии Михаила Зощенко, его произведения печатались в газете "Скороходовский рабочий”, а поэму о Пушкине хвалил мэтр советской литературы Всеволод Рождественский, восклицая: "Этот мальчик - настоящий поэт!”
Витя много читал, увлекался техникой, а после смерти Анатолия стал тайком от мамы записывать на память стихи брата, будто надеясь их кому-то передать, как эстафету. Но все рукописи потерялись во время выпавших на долю семьи Сырневых испытаний. Вот как рассказывает об этих испытаниях София Александровна в своей книге "В двадцатом веке”:
"Бомбили и стреляли днем и ночью... Мама, бывало, обхватит нас всех руками, чтобы уж если убьют, то всех сразу... Не нужно и говорить, в каком мы были отчаянии, ничего не оставалось, как идти до Ленинграда пешком 30 километров. Пошли мы по шпалам, в самом прямом смысле. Через четыре километра Ника остановился, заплакал и сказал, что дальше идти не может. Хотя 1 марта ему исполнилось 14 лет, он был мал, худ. Пришлось посадить его на санки, он свернулся калачиком. Я тянула санки, мама шла следом...”
К вечеру третьих суток подошли к Ленинграду. Навстречу сплошным потоком тянулись грузовики, кузова которых были загружены трупами умерших от голода ленинградцев. Добрались до Финляндского вокзала. Надо покупать билеты на поезд, который ночью должен был идти к Ладожскому озеру. Очередь в кассу была огромная. Сначала стояла София, стояла долго, но выстоять не смогла. На смену встала мама...
Билеты к Дороге жизни, по которой только и можно было попасть в рай (так называется в книге станция Ладога, где ощущение рая усиливается по мере приближения товарного поезда, который шел до Кирова 17 суток), уцелевшим Сырневым продали в обмен на эвакуационный пропуск. Единственный документ, который мог подтвердить их жизнь в блокадном Ленинграде, в Ленинградской области во время блокады, остался в кассе Финляндского вокзала. И только по этой причине София Александровна и Никодим Александрович (Евлампия Васильевна умерла 31 декабря 1961 года) не считаются участниками блокады Ленинграда. Запросы в Ленинградский архив, которые много раз направляла София Александровна, положения не меняли: сотрудники всякий раз отвечали, что многие списки и документы сгорели во время бомбежек...
Но рукописи не горят, и разве книга "В двадцатом веке” - не документ?! Разве свидетельства человека, взрослевшего в голодном Ленинграде, который встретил поначалу множеством огней, а провожал воем сирен и падающих бомб, не стоят одной выцветшей от времени бумажки с печатью?
"Всю дорогу нас бомбили, несколько вагонов горели. Долго ли мы находились в пути, не знаю: все как в тумане. К Ладожскому озеру подъехали утром. Вся площадь перед вокзалом забита людьми. Тут же стояло несколько автобусов. Днем автобусы в целях безопасности не отправляли, ждали вечера, чтобы по льду озера ехать ночью. Донимал холод. Ноги уже ничего не чувствовали, были как палки. Наконец, наступил вечер, объявили посадку. Господи, что тут началось! Маму и брата толпа внесла в автобус, а я осталась сзади и поняла, что мне не пробиться, не сесть. Они уедут, а я останусь! Я взревела во все горло. И как-то меня услышал милиционер, хотя орали все, как полоумные. Он схватил меня и с силой протолкнул в дверь. А дальше я почти ничего не помню. Сидений в автобусе не было, все валились на пол. Я тоже сразу упала и, наверное, просто потеряла сознание. Откуда-то издалека в сознание пробивались звуки взрыва бомб, стрельба наших зениток. Впоследствии выяснилось, что это попала бомба в автобус, который шел впереди нас...”
Я обращаюсь с настоятельной просьбой к руководителям и членам Кировского городского общественного объединения "Жители блокадного Ленинграда” - обратите ваше пристальное внимание на судьбы Софии Александровны Сырневой и ее брата Никодима Александровича, помогите им восстановить справедливость, примите их в свои ряды. Ну нельзя им существовать отдельно от вас, неправильно это!
А исследователям творчества поэта Светланы Сырневой - дочери Софии Александровны здорово помогут главы с двенадцатой по пятнадцатую, даже подзаголовки которых "Дочери: в честь Сталина и русской классики”, "Избушка на "курьих ножках” и клопы с белыми спинами”, "Как мои дети "ходили в школу”, "Мы покидаем Русско-Тимкино”, "Жизнь в Лебедевском”, "Дочь пишет стихи” многое объясняют. Во всяком случае то, что Евлампия Васильевна Сырнева читала своим внучкам Светлане и Ларисе стихи Некрасова, бесследно для них не прошло. Как и то, что София Александровна Сырнева брала своих дочерей с собой на уроки, чтобы они были все время на глазах. "Света уже к двум годам знала наизусть немало стихотворений и бойко декламировала поэму Некрасова "Генерал Топтыгин”, - вспоминает София Александровна, не без оснований предполагая, что это повлияло на раннее развитие литературных способностей Светланы Сырневой и предопределило ее поэтическую судьбу.
Свои первые стихотворения Светлана Сырнева начала записывать в блокнот еще в первом классе, в который, кстати, пошла шестилетней. Конечно, строки

Образ детства навеки –
как мы входим в село на болоте.
Вот и церковь
с разрушенным верхом,
вся в грачином помете

написаны много позже, но с мамой не поспоришь. "Начиная с шести лет Света ходила вместе со мной пешком в село Буйское (9 километров от Лебедевского). Летом проселочная дорога до села была хорошей, но весной и осенью на пути разливались целые озера жидкой грязи, которые нам приходилось преодолевать вброд... Вдали виднелась недействующая Буйская церковь, на разрушенных куполах которой выросли березки. Прошли годы, и впечатления этой дороги отразились в стихотворении Светланы "Прописи”, которое сегодня известно любителям поэзии не только в России, но и за ее пределами...”
Книга "В двадцатом веке” поможет дотошному читателю разобраться с некоторыми псевдонимами Светланы Сырневой, особенностями ее характера, генетической памяти и таланта, данного, по предположению Софии Александровны, "может быть, взамен так рано погибшего... поэта Анатолия Сырнева”. А то больно просто все получается: родилась девочка в Русско-Тимкино, перечитала к шести годам всю сельскую библиотеку и стала писать стихи, в которых вся боль и радость Родины-России...
А чувство времени, а преемственность, а то, что было до ее рождения?! Но что? Только ли полвека, которые могли погасить свет человечности, но не погасили, а привнесли.
Нет, что-то более цельное, ценное, о чем и рассказывает книга "В двадцатом веке”, помогая почувствовать этот свет человечности, доброты и милосердия, который не исчезал в переломные моменты истории. И, надеется автор, не исчезнет.
 
 
Николай Пересторонин.
"Вятский край", номер за 20 февраля 2008 года / среда
Архив записей

Календарь
«  Март 2024  »
ПнВтСрЧтПтСбВс
    123
45678910
11121314151617
18192021222324
25262728293031

Поиск

Форма входа


Друзья сайта
  • Официальный блог
  • Сообщество uCoz
  • FAQ по системе
  • Инструкции для uCoz


  • При копировании и цитировании материалов с этого сайта ссылка на него обязательна! © 2010 - 2024