Четверг, 28-03-24, 19.33

Приветствую Вас Гость | RSS
Село Буйское
Уржумского района
Кировской области

ГлавнаяРегистрацияВход
Меню сайта

Категории раздела
Вятские заводы Мосоловых [4]
География [6]
Документы администрации и Думы села [35]
Здравоохранение [24]
История Буйского района [3]
История сельских Советов Буйского района [58]
История сельских Советов Уржумского района [27]
Исторические справки [10]
Жизнь села и округи [67]
Краеведам [22]
Марийцы [1]
Наши земляки [75]
Образование [37]
Почтовая связь [2]
Православный альманах [58]
Предприниматель [0]
Промкомбинат [5]
Промыслы и ремёсла [17]
Промышленность [8]
Реки, озёра, пруды и родники [14]
Родословная [20]
Род Мосоловых [11]
Сёла, деревни и починки [43]
Сельское хозяйство [1]
Совхоз "Буйский" [13]
Транспорт и дороги [0]
Флора и фауна [9]
Фонды Уржумского архива [29]
Ярмарки, базары, торговля [6]
Разное [2]

Статистика

Онлайн всего: 1
Гостей: 1
Пользователей: 0

Главная » Статьи » Православный альманах

Тревожные благовесты (продолжение)
Д. Н. Казаков
Тревожные благовесты
(продолжение)
 
Отблески войны
 
«…. в ночь с 28 на 29 октября по ст.ст. германо-турецкий флот атаковал Одессу, Севастополь, Феодосию, Новороссийск. Накануне германский контр-адмирал Вильгельм Сушон получил от Энвера приказ: «…Турецкий флот должен захватить господство на Черном море. Найдите русский флот и атакуйте его, когда считаете нужным, без объявления войны. Энвер-паша».
… Крейсер «Гебен» вступил в дуэль с береговой артиллерией Севастополя, но больших успехов не добился. На этом экспедиция Вильгельма Сушона могла бы закончиться, но Господь судил иначе.
На обратном пути с «Гебена» заметили наш минный заградитель «Прут», где находилась почти половина минных запасов Черноморского флота. Гибель этого корабля стала символом той катастрофы, в которую вступала Россия, ее трагедии и славы.
Шансов уцелеть у «Прута» не было с самого начала. Не желая допустить захвата судна противником, командир заградителя капитан II ранга Быков отдал приказ о его затоплении. Подойдя ближе, «Гебен» сигнализировал: «Предлагаю сдаться». В ответ наши моряки подняли парадный Андреевский флаг, который немцы поначалу ошибочно приняли за белый, капитулянтский. Когда разобрались, открыли по «Пруту» бешеный огонь.
Капитан решил погибнуть вместе с охваченным пламенем судном, но взрывной волной его выбросило за борт. Вблизи оказалась шлюпка. Кавторанг Быков, уцепившись за планширь, отказался занять в ней место и приказал спасать плавающих вблизи матросов.
Вместо него на корабле остался престарелый иеромонах Антоний (Смирнов). Он спустился было по трапу, но, увидев, как дорого каждое место в шлюпке, от места в ней отказался. Вернулся, надел ризу. Потом вышел на палубу с крестом и Евангелием в руках и стал благословлять ими своих духовных чад. Бинокли немцев приблизили эту картину. Корабль тонул, седобородый священник с золотым крестом над головой уходил в вечность. По одним рассказам, старец перед гибелью скрылся в недрах судна, очевидно, с тем, чтобы встать на последнюю молитву. По другим – оставался на палубе до конца. Уже не видно было инока, а крест еще мгновение продолжал сиять… Воды сомкнулись.16
Приведенный эпизод, один из тысяч той далекой войны, конечно не имеет отношения ни к Лебяжью, ни к Уржуму (правда, на том же флоте воевал будущий председатель Красноярского совета Быстров), но он свидетельствует о том беспримерном мужестве и героизме наших священников на войне, зачастую до конца исполнявших свой долг и погибавших вместе с солдатами.
О том, где воевали солдаты, призванные из Уржумского уезда, практически не сохранилось никаких сведений, кроме нескольких ярких эпизодов, которые дошли до нас. В 2000 году на страницах Лебяжской районной газеты А. Г. Минин вспоминал о военной службе своего деда Петра Щинова, уроженца д. Ширкино (Лебяжский район), выпавшей на период Первой мировой войны. Вот что он описывал своим неповторимым слогом.
«Встать, скотина!» - рявкнул поручик. Солдат Петр Щинов вскочил, как ошпаренный, виновато хлопая заспанными глазами. Поручик не унимался: «Что у тебя было во рту, мерзавец?! Ну, раскрой свой вонючий ящик, сучий сын!»
Молодой солдат сжал зубы, да так, что на скулах рьяно заходили желваки. Полные слез и ненависти глаза уставились на поручика. А тот, размахивая руками, все более распалялся, орал во всю глотку: «Я тебе покажу, как воровать, песье отродье. Ты у меня надолго запомнишь этот день!»
Поручик был злой до лютости. Он только что получил очередную взбучку от полкового командира за непробудное пьянство. Горе тому, кто сразу после выволочки попадется первым из подчиненных ему на глаза. В тот раз не повезло Петру Щинову. На нем сполна выместил свою злобу поручик, имевший в своем арсенале тысячу самых разнообразных ругательств.
Шел 1915 год. Продолжалась первая мировая война. Как-то однажды рядового Петра Щинова в составе обоза послали на железнодорожную станцию за провиантом. Изморенные клячи еле-еле тянули груженые телеги по взбухшей от дождя дороге, раскисшей до непролазности.
Крестьянский сын, Петр жалел лошадь. Когда в очередной раз колесо застревало в колдобине, он, шедший рядом, наваливался сзади на телегу своим весом – косая сажень – плечом. Так они, хоть и с трудом великим, но пробирались к пункту назначения. Обоз из двух десятков подводов вытянулся на версту по чавкающей и хлюпающей дороге.
По прибытии Щинов сдал провизию на склад начпроду. А потом на кухне его благодарил старый усатый повар: «Спасибо тебе, Петя, что провиант в целости привез. Аккурат на завтра б харч кончился. На вот, держи», - и бывалый кашевар украдкой сунул Петру в ладонь, в знак благодарности, кусок сахара.
Затем Щинов пошел на конюшню, разбил сладость и, чуть ли не половину, дал Алмазу, своей лошади. Оставшийся ковалок сунул в рот и лег тут же на душистую солому. Уснул с устатка моментально, как в яму провалился. Снилось ему что-то хорошее, родное, видать, - деревенское. Улыбался во сне солдат. Подтаявший кусочек сахара вывалился из-за щеки и лежал рядом. И зашел на беду в конюшню по нужде малой поручик, злющий после выволочки. Узрел у спящего солдата, кусочек сахара махонький около небритой щеки. И понес, и понес…
Другим днем раздетого до пояса Петра Щинова приготовились пороть «за мелкое воровство». Хоть и повар пояснил происхождение злополучного сахара, хоть и товарищи стояли за Петра горой, но поручик продолжал злобствовать: «Вы мне, канальи, воришку не покрывайте!»
На позорной лавке спиной кверху лежал безвинный солдат. Рядом в стою стояли его товарищи. Каждый из них готов был с удовольствием поменять местами поручика со своим другом и дать волю давно копившемуся гневу. Меж тем, услужливый фельдфебель протянул Петра первой розгой, умело размоченной в горячей воде. Поручик стоял рядом и довольно щерился. А после экзекуции как-то встретил Щинова и, зло усмехаясь, спросил: «Ну, как сахар, сучий хвост?» «Сладкий, - выдавил из себя Петр. А когда поручик отошел, тихо процедил сквозь зубы: - Пусть он тебе полынью отрыгнется, гад». Скольким подчиненным попил кровушки ненавистный офицер, скорый до лютости на расправу. Особо страдали солдатушки, не чаявшие, как распроститься с ним. Многие в тайне молили всех святых: убрать сущего изверга в другую часть или насовсем – куда подалее.
Выпросили служивые себе облегчение у всевышнего: недели не прошло после порки Петра, как в одной из схваток с немцами поручик «геройски погиб за веру, царя и отечество», Правда, входное пулевое отверстие было со спины. Пуля-дура сквозняком его прошла, не задержалась. Пойди разбери: чья она, с какой стороны прилетела? Может из вражеских окопов, а поручик сам ей подставил спину? А это уже трусость. Время влачилось смутное, военное. Докапываться до причины никто не стал, чтобы самому не схлопотать пулю в затылок…[17].
Далеко на Дальнем Востоке (ведь была опасность нападения со стороны Тихого океана) нес военную службу уроженец д. Малые Ошки Уржумского уезда Николай Иванович Горбунов, дослужившийся до чина фельдфебеля и имевший несколько медалей. Как позднее он рассказывал, обучали их как следует. солдаты должны были знать приемы восточных единоборств и быть физически выносливы. Когда Н.И. Горбунов демобилизовался, то показывал в деревне мужикам, чему их учили. а однажды в воинской части разыгрывали лотерею, в которую он выиграл гармошку, и хотя до этого инструмент и в руках не держал, вскоре научился виртуозно играть на любых гармошках. Судьба этого человека сложилась трагично. После революции он утопил свои погоны и медали в колодце из опасения, что его расстреляют красные, прошел еще три войны и пал смертью храбрых в 1944-м[18].
Не менее далеко от родной землицы нес службу в чине военного врача сын лебяжского батюшки Борис Шишкин, старший ассистент ботаник и Томского императорского университета, призванный с началом войны на Кавказский фронт. Как военному врачу, ему приходилось не только лечить раненных солдат, но и часто брать в руки винтовку, а также он находил время изучать местную флору.
Где-то на нескончаемой линии фронта затерялся в то время в одной из частей 25-летний благочестивый юноша Алексей Воробьев из д. Антонково нашего уезда – будущий священномученик Земли Уржумской. Его духовная звезда была еще далеко впереди, а пока он воевал как все (но Господь поистине хранил его от немецкой пули и разрыва бомбы), служил фуражиром и денщиком, посылая в далекое Антонково сестре свои солдатские рубли[19].
Многие крестьянские парни, те, кто смог затем вернуться домой, прошли на той войне суровую школу жизни, научились там писать и читать. Жительница с. Лаж А.И. Печенкина в своих мемуарах писала о своем отце: «Отец был неграмотный, ушел в армию, там научился писать и читать, сам стал письма писать.»20 И таких было много, кто смог освоить в перерывах между боями грамоту, а кто и сложил свою голову «за веру, царя и отечество». «Пятнадцать лет мне было в ту пору. Сейчас это за возраст не считают: мальчик, подросток, говорят. А тогда, в восемнадцатом году, - мужик, кормилец. Тятька погиб в германскую, а в семье, кроме меня и мамки, еще четверо ртов – мал мала меньше…» - писал о себе в 1977 году на страницах Лебяжской районной газеты Н. Николаев, уроженец д. Бултышка.21 И таких «кормильцев», у кого «тятька погиб в германскую», в ту пору было ох как много! А они – отцы наши – спали вечным сном на полях Пруссии, Австрии, Украины…
 
«И вновь зовет к себе отчизна дорогая…»
(в тылу)
 
Перенесемся же от линии фронта в далекий тыл. Чем жил Уржумский уезд в те годы? А он жил, как и все русские люди надеждой на скорое окончание войны, на возвращение солдат и радовался каждому радостному событию, известию об очередной победе, приходившему на Вятку с далеких, пропахших порохом и гарью полей войны. Например, 15 марта 1915 г. в с. Петровском, в самое Вербное Воскресенье, был отслужен благодарственный молебен в честь взятия нашими войсками Перемышля, а затем по селу прошла праздничная манифестация. Радостное известие принес в село уездный миссионер священник Е. Мартынов, прибывший накануне по делам миссии. Вот как об этом событии писал современник:
«…Состоялось торжественное богослужение, по окончании которого был отслужен благодарственный Господу Богу молебен, с пением всех молящихся по случаю взятия нашими доблестными войсками Перемышля. Перед молебном о. миссионер сказал подобающее событию слово, в котором выяснил присутствующим значение взятия Перемышля. По окончании молебна местный настоятель, члены притча, а также о. миссионер с народом, при участии местной полиции, направились к зданию волостного правления, откуда был вынесен флаг и портрет Государя императора. По пропетии гимна «Боже царя храни» с криками «ура» Государю императору, Верховному Главнокомандующему и доблестным войскам, толпа направилась по тракту вдоль села и обратно. Причем за все время шествия толпа пела «Спаси, Господи», «Боже царя храни» и кричала «ура». Манифестация при благоприятной погоде сказалась очень удачной и продолжалась 11/2 часа. Публика, особенно деревенские крестьяне, не видавшие доселе такого торжества, разошлись в самом радушном настроении»[22].
Меж тем жизнь в тылу ухудшалась с каждым годом, а с 1916 г. – и с каждым месяцем. В стране назревал кризис. Хотя с начала войны жизнь текла казалось бы по-прежнему: также шумели базары и ярмарки, фунт баранины не подскакивал выше 15 копеек, а богатая публика так же, без тревоги ездила на курорты, только на новый 1915 год увеселения и елки были уже не в моде, а в некоторых местах прямо запрещали; перестали быть популярными маскарады и визиты с поздравлениями – война напоминала о себе, православные дни должны были проводить в молитве.
1915-й стал тяжелым годом для России, поскольку Русский фронт стал основным фронтом воюющих стран. По словам военного историка А. А. Свечина «в России широкой рекой текла русская и германская кровь». К концу этого года большая часть предвоенных кадров полегла на полях сражений, фронтовые части остро чувствовали недостаток в офицерах – профессионально подготовленных командирах взводов, рот, батальонов. Потери русских войск в том году составили 3,8 млн. солдат.
В тылу война сильный удар нанесла сельскому хозяйству. Из-за мобилизации миллионов мужчин-работников сокращались посевные площади, что повлияло на товарообмен между городом и деревней. Потому к 1916 г. исчезли из продажи некоторые продукты питания и промышленные товары. Жизнь дорожала. Особенно тяжело было тем, кто остался без кормильца. Хорошо жили только лесопромышленники и заводчики, которые в условиях войны получали прибыль. Так лесопромышленники Бушковы заготовляли много березы на ложе к винтовкам, а заводчики Шамовы из Турека – чугун и железо, а те кто работал у них, были поставлены на бронь[23]. Благодаря таким фабрикантам дореволюционная промышленность в России выпустила так много оружия, что его хватило на три года братоубийственной войны, развязанной большевиками.
Вот что сообщает о положении в сельском хозяйстве губернии за этот период «Энциклопедия земли Вятской»: «Первая мировая война не оставила никаких шансов на успешное продолжение развития деревни, истощая ее ресурсы. К лету 1917 г. из крестьянских хозяйств Вятской губернии было мобилизовано в армию 385,5 тыс. человек, или 49,2% мужского населения в трудоспособном возрасте. Это привело к тому, что уже в 1916 г. 29% хозяйств остались без работников. Тысячи крестьянских дворов в результате реквизиций совершенно лишились тягловой силы. Только по обязательным поставкам 1915 г. во всех уездах губернии было реквизировано на нужды войны 11400 лошадей. К 1917 г. 18% крестьянских хозяйств остались без рабочих лошадей. Кроме того, по решению царского правительства сельское население губернии подвергалось мобилизациям на вывозку дров, сырья, выжигание угля, строительство и ремонт грунтовых и железных дорог…
Во время войны произошло сокращение посевных площадей. По данным Всероссийской сельскохозяйственной переписи 1916 г., средний посев на одно хозяйство в Вятской губернии уменьшился по сравнению с довоенным на 20,7%. При имевшейся посевной площади в 3 млн. десятин озимого и ярового полей составил 178 тыс. десятин, или 5,6% от обычно засеваемой площади. Посевная площадь всех продовольственных культур сократилась на 13,5%.
Сильно пострадало и животноводство, которое и до 1914 г. имело устойчивую тенденцию к сокращению. В сравнении с довоенными годами резко уменьшилась численность коров – на 14%, телят – на 31%, овец – на 26%, свиней – на 23%. Война разрушила производительные силы, подрывала сельскохозяйственное производство. Об этом свидетельствуют и отчеты губернатора Руднева на высочайшее имя. С 1913 по 1915 гг. недоимки крестьян по государственному земельному налогу выросли в 3,5 раза»[24].
Резко ухудшилось в эти годы состояние транспортных сообщений в губернии, которое и до войны находилось не в лучшем состоянии. К началу 1917 года перевозки на железных дорогах настолько ухудшились, что многие заводы и фабрики из-за недостатка рабочих рук, топлива и сырья сокращали свое производство, и вся тяжесть снабжения губернии всем необходимым легла на гужевой и водный транспорт. Но уже в зиму 1915-1916 гг. и этот транспорт не мог справиться с перевозками – в деревнях не хватало лошадей, забранных на фронт, а речной транспорт, на котором в годы войны наблюдалось оживление, испытывал кризис; на пристанях часто образовывались «пробки»[25].
В 1916 г. в Уржумском уезде выдался хороший урожай. В деревнях из-за кризиса товарообмена скапливались излишки зерна, которые во многих местах смогли сохраниться даже до 1918 г. и были затем изъяты продотрядами (правда, в том холодном 18-м красные отбирали у крестьян уже не лишнее зерно, а скорее последнее…)[26]. Сельские священники, как и в прежние войны, собирали пожертвования на нужды воюющих и раненных солдат, которые вновь поступали в общество Красного Креста. Уже в первый год войны в Лебяжской церкви «в пользу семейств воинов, призванных из запаса в ряды армии» было пожертвовано населением целых три рубля, правда, за весь следующий год пожертвования составили всего 15 копеек[27].
Семьям, оставшимся без кормильцев, помогало существовать пособие, которое платило им государство за геройски погибшего за веру, царя и отечество. Когда почтальон приносил пенсию за убитого, мать еще не могла оправиться от потери, и слезы мешали ей расписываться. Почтальон вздыхал, деликатно покашливая. Пособия выдавало волостное попечительство, во главе которого стоял старшина. В Лебяжье в годы войны старшинами были И. Д. Прилуков и С. Г. Титлов, оба, судя по рассказам очевидцев, нечистые на руку; чин им давал не только власть и состояние, но и возможность воровать и без того скудной земской казны. Так старшина Прилуков за 2 с половиной года службы смог построить себе в селе два дома, а Титлов ухитрялся одну и ту же неграмотную солдатку списывать в ведомость по 2-3 раза, и деньги брал себе. Никто не мог доказать его махинации, и Титлов продержался на своей должности до октября 1917-го[28] положение солдатских вдов было исключительно тяжелым, и неудивительно, что многие из них, будучи глубоко набожными женщинами находили свое последнее прибежище в монастырях. Одной из таких спасительных обителей был Куженерский женский монастырь, основанный в Уржумском уезде еще в годы Русско-Японской войны.
 
Ветры Бессарабии: история одного солдата
 
"Нет солдат неизвестных.
Есть известный герой,
Долг исполнивший честно
Перед отчей землей."
Александр Исаев
 
1916 год оказался очень успешным для русской армии и блока Антанты, в который входила российская империя, чему в немалой степени способствовали успешные наступления русских на Юго-Западном и Кавказском фронтах. Германская армия оказалась скованной, не будучи предпринять наступления ни на востоке, ни на западе, а знаменитое наступление генерала Брусилова подняло русское военное искусство значительно на новый уровень. До него еще ни один полководец не взламывал так позиционную оборону противника.
Одним из героев Брусиловского прорыва был уроженец Уржумского уезда, сын священника с. Красноярского Герман Григорьевич Ушаков. Жизнь его была так интересна, разнообразна и, увы, трагична, что он мог бы вполне сойти за героя приключенческого романа, разница была только в том, что он был живым, реальным персонажем, а судьба его – настоящей, не придуманной[29].
Герман появился на свет 19 июня 1895 г. в большой семье красноярского священника о. Григория Ушакова и получил в ней прекрасное воспитание. Когда мальчик подрос, как водилось в духовных семьях, его отдали учиться в духовную семинарию г. Вятки. Он хорошо учился и имел необыкновенные способности. Родители возлагали на него большие надежды, мечтая, что Герман станет священником, но надеждам этим не суждено было сбыться. Неожиданно, не задолго до окончания семинарии, юноша оставляет ее и уезжает в Москву, где поступает в Коммерческий институт. Произошло это событие, очень расстроившее родителей Германа, в 1914 г., не задолго до начала империалистической войны.
С началом войны Герман Григорьевич оставляет и институт, поступая на курсы медбратьев и затем, в свои 17 лет, уходит санитаром на фронт, где зачисляется в разведроту генерала Брусилова. Думаю, нет смысла напоминать историю блистательного «Брусиловского прорыва», в котором участвовал и наш земляк – Герман Ушаков. Он был несколько раз ранен, а однажды, попав в какую-то очень непростую военную операцию, блистательно провел ее, спас очень многих, в том числе и раненых. За мужество и заслуги, проявленные в бою, Герман Григорьевич получил «Георгия» и чин поручика (прапорщика), а позднее и дворянство без права наследования как офицер русской армии.
Последнее ранение уложило Г. Г. Ушакова на несколько месяцев в госпиталь в Москве. Я делал запрос в Российский военно-исторический архив, который любезно прислал мне следующие сведения о Г. Г. Ушакове: «В краткой записке о службе офицера 1-й московской команды выздоравливающих от 4 января 1917 г. прапорщик 170-го пехотного Молодечненского полка Германа Григорьевича Ушакова указано, что он родился 11 июня 1895 года. По происхождению – потомственный почетный гражданин. 4 января 1917 г. был зачислен в списки команды выздоравливающих младшим офицером 3-й роты. 8 апреля 1917 г. убыл на должность адъютанта при командующем войсками Московского военного округа, о чем было объявлено в приказах по Московскому военному округу № 10 и № 284 за 1977 г., а так же в приказе № 98 по 1-й команде выздоравливающих (Ф 409 ОП 2 Д.32268, Л 31)».
Как видим, в документе упоминается уже начало неспокойного 1917 г. – время Февральской революции, свою роль в которой было суждено сыграть и нашему красноярцу. Не долечив раны, он кидается в самую гущу революционных событий. Командуя ротой, он разоружил московский гарнизон, который не принял идеи революции. Так вышло, что возглавил он и один из революционных советов, причем вышло это совершенно случайно. Был Герман высокого роста и красив лицом. Однажды стоял в толпе, слушавшей очередного оратора. Неожиданно с трибуны кто-то крикнул: «Ну кто возглавит?» и один из революционеров указал на него: «Давайте вы, поручик». Все эти события сделали Германа Григорьевича известным московской публике. Он стал одним из тех, кто удостоился чести принимать парад Революционных войск на Красной площади в июне 1917 г., и получивший почетный эпитет «героя революции».
После парада – снова фронт, который уже разваливается благодаря большевистской агитации среди солдат, подкрепленной немецкими деньгами. На этот раз Герман, как уже упоминалось, находившийся в чине адъютанта при командующем войсками, оказался в далекой Бесарабии. Здесь он неожиданно встречает свою сестру Зою, которая по примеру брата тоже сбежала на фронт, тайком от родителей, которых не увидит уже никогда, проживя всю жизнь в эмиграции. Она попала на фронт в сентябре 1917-го, уже перед самым концом всего. Возможно, помедли она немного, и не произошло бы ее жизненной драмы – скитания по миру, вдали от России, ставшей вдруг такой чужой. Вот что она описывала много лет спустя в своих дневниках о том, что ей пришлось увидеть и пережить в той далекой Бессарабии.
«Встретили меня в Москве два товарища Германа, «большевистских» настроений, верили в светлое будущее, ничего не понимали. В Москве было ужасно, всюду митинги. Я сбежала как можно скорее в Киев, с пропуском на фронт.
Это было начало сентября. Вся Бессарабия было разорена. Царило полное разложение. Я попала в деревню Санковцы и еще не думала, что встреча с этим полком оторвет от жизни, которую я себе готовила.
Жили в реквизированных домах и хатах, питались тем, что могла дать деревня, главным образом кукурузой. Вскоре узнали, что я пианистка и просили играть. Я с радостью развлекала компанию много вечеров подряд, в старой разоренной усадьбе, на плохом пианино, к тому же без нот, потом какие-то нашлись. Играла то, что исполняла на конкурсе: Баха, Шопена и т. д. Вечера сильно затягивались за полночь.
В день Рождества Богородицы – 8 сентября ст. ст. – решили устроить чай, на который пришли многие офицеры из штаба. Среди них был адъютант командира, Евгений Амвросиевич Ефимовский. Он явился с большим букетом цветов, помнится желтых, деревенских, т. к. конечно никаких других не могло быть: (Примечание: мой отец всю жизнь оче6нь любил цветы и всегда их подносил, при самых трудных денежных обстоятельствах!) Очевидно я произвела впечатление на Е. А., который очень старался обратить на себя мое внимание. Но я была окружена друзьями Германа, которые меня «оберегали». Скерцо Шопена № осталось у меня всю жизнь слитым с этим периодом в деревне Санковцы.
Вспоминаются несколько случаев этого времени.
Проводили разведки, несмотря на то, что Австрийцы почти уже не стреляли. Я просила, чтобы меня взяли. Тронулись ночью к окопам. Меня оставили в одной из первых, а военные пошли дальше. Сижу очень долго одна. Наконец слышу знакомы голоса…, которые оповещаю что Д. И., который вел поход, сделал неосторожный шаг и был убит. Это произвело на всех – а на меня в частности – самое удручающее впечатление. От неожиданности у меня было страшное потрясении, полная депрессия несколько дней. На похоронах забросали могилу цветами…
Перед окончательным уходом решили объехать поле битвы на лошадях. По приезде мне определили чудную лошадку, Маларию, к которой я привыкла (и наоборот!). В этот же день, не помню почему, мне досталась очень лихая лошадь. Поскакали; сначала все шло благополучно, как вдруг, может быть по моей вине, лошадь закусила удила и понеслась. Я схватила за ее гриву и с ужасом думала что упадем в окопы. Со всех сторон кричали мне: «Держитесь». Наконец группа всадников приблизилась и окружила лошадь, которая остановилась… Очень я испугалась!
После того как пришел приказ бросить оружие, Герман с товарищем Семеном Ивановичем Казаковым решили поехать в Петроград за сведениями. «Вернемся через месяц»… Семен был ко мне неравнодушен. Помню военную коляску запряженную одной лошадью. Это мое последнее воспоминание о брате… Долгое время не было от них новостей.
Несколько лет спустя, в единственном полученном от Германа письме, я узнала, что когда Добровольческая Армия пришла в Одессу, Семен стал меня разыскивать, не нашел, спился и меня проклял… Бедный человек, я же ему никогда ничего не обещала!
Но время шло. Дивная, сухая, теплая – а иногда даже жаркая осень 1917-го года подходила к концу. Нужно было покидать эту Бессарабскую деревушку, с ее белыми хатами, с прилавками перед домами и сидящими на них хозяйками с приготовленной мамалыгой (каша из кукурузы). За отсутствием других продуктов эта мамалыга казалась очень вкусной! Кончились ежедневные бомбардировки приносившие много тревог и волнений. Уезжать, ехать,… но куда?
Собираться было легко: у меня ничего не было кроме смены белья, кожаной куртки, маминой юбки, солдатской шинели… и все. Был конец осени, может быть начало декабря. Поезда были набиты солдатами, не освещенные. Мне нужно было решить куда ехать: в Киев или в Москву. В Москве я никого не знала. Слухи ходили, что всюду громят и трудно пробираться, я боялась, что оттуда не выберусь, а Герман в Петрограде. Е. А. меня убедил ехать в Киев, т. к. поблизости жила вся его семья и я смогу там устроиться. Никогда не забуду ту страшную первую ночь проведенную в отеле в Киеве. На меня напал такой страх, такая тоска, такой ужас перед будущим, что я прорыдала всю ночь. На утро пошла бродить по городу и зашла в один из соборов. Остановилась перед иконой Богоматери и долго, долго молилась о совете, как мне поступить. Часы шли. К вечеру Е. А. меня нашел и увел в свою семью. Я со всеми очень подружилась, они мне стали совершенно как родные. Жизнь сталкивала все больше и больше с Е. А., который уделял мне много внимания несмотря на то, что был сам очень занят своей политической работой, участием в газете Шульгина В. В. «Киевлянин». Тогда я познакомилась тоже с его семьей, в особенности с Екатериной Григорьевной Шульгиной, с которой нас позднее, в Париже, судьба очень близко свела».
Так разошлись судьбы брата и сестры. Одна оказалась в эмиграции, став известной певицей, другой – участником несостоявшегося покушения на Ленина и фотокорреспондентом «Комсомольской правды», объехавшим весь Советский союз, и расстрелляным большевиками 11 декабря 1937 года за то самое покушение. О гибели его после столь ярко и интересно прожитой жизни, можно сказать цитатой из его письма, которое Герман писал сестре Зое в 1922 г.: «У меня нет чувства, что «я как перст один, на роковой стой очереди». Я уже изменил своим юношеским порывам, стал рассудительным и расчетливым и кажется проживу очень долго. «Умирают лучшие». Эту надпись, которую так любили австрийские солдаты выписывать на могилах убитых товарищей и которую правильнее бы перевести «убивают лучших», жизнь оправдывает вполне»…

(продолжение следует)
 
Категория: Православный альманах | Добавил: Георгич (28-02-11) | Автор: Дмитрий Николаевич Казаков
Просмотров: 1235 | Рейтинг: 0.0/0
Всего комментариев: 0
Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи.
[ Регистрация | Вход ]
Поиск

Форма входа


Друзья сайта
  • Официальный блог
  • Сообщество uCoz
  • FAQ по системе
  • Инструкции для uCoz


  • При копировании и цитировании материалов с этого сайта ссылка на него обязательна! © 2010 - 2024