Воскресенье, 10-11-24, 13.09

Приветствую Вас Гость | RSS
Село Буйское
Уржумского района
Кировской области

ГлавнаяРегистрацияВход
Меню сайта

Категории раздела
Вятские заводы Мосоловых [4]
География [6]
Документы администрации и Думы села [35]
Здравоохранение [25]
История Буйского района [3]
История сельских Советов Буйского района [58]
История сельских Советов Уржумского района [27]
Исторические справки [10]
Жизнь села и округи [67]
Краеведам [22]
Марийцы [1]
Наши земляки [75]
Образование [39]
Почтовая связь [3]
Православный альманах [59]
Предприниматель [1]
Промкомбинат [5]
Промыслы и ремёсла [17]
Промышленность [8]
Реки, озёра, пруды и родники [14]
Родословная [20]
Род Мосоловых [13]
Сёла, деревни и починки [43]
Сельское хозяйство [2]
Совхоз "Буйский" [13]
Транспорт и дороги [0]
Флора и фауна [9]
Фонды Уржумского архива [29]
Ярмарки, базары, торговля [6]
Разное [2]

Статистика

Онлайн всего: 1
Гостей: 1
Пользователей: 0

Главная » Статьи » Краеведам

Степановскому мятежу–95 лет

Степановскому мятежу–95 лет 
(главы из книги «Православная жизнь Уржумского уезда с 1918 по 1929 гг.»)
(продолжение)

На рассвете красные, разбившись на три группы, атаковали село. Первая группа наступала вдоль берега на пристань, вторая – с Городища с задачей овладеть почтой с телеграфом и пулеметом на колокольне. Третья группа наступала со стороны кладбища в направлении степановского штаба, размещавшегося в школе, отрезая степановцам путь на Уржум. Н. Николаев вспоминал о том памятном августовском утре:


Похороны красноармейца в Уржумском уезде.

«На рассвете первая группа с криком «Ура!» бросилась на охрану пристани и быстро захватила пулемет, а затем пристань. Часть охраны была переколота штыками, остальные бежали к школе. Затем пошли в атаку вторая и третья группы. Не выдержав натиска, степановцы, некоторые в нижнем белье, бежали. Кто не хотел сдаваться в плен, тут же был приколот штыками. Остатки банды переправились через реку24…»

В плен красными было взято 7 степановцев; на следующий день арестовали еще троих у соседней деревни Желтенки. Все они были расстреляны у белых стен церкви. Такого варварства лебяжане доселе еще не знали. Кое-кто из них слышал ночью того дня стоны раненых на склоне берега. Возможно, позднее убиенные были отпеты в церкви и похоронены в земле Лебяжской. Позднее несколько офицеров было найдено также в соседней Рождественской волости и сразу расстреляно. Еще несколько человек было отпущено за недоказанностью их вины25. Известно, что лебяжский иконописец В.Ф. Шаромов укрыл в своем доме бежавшего после разгрома белочеха, который ушел поутру восвояси. Красные, узнав про то, вызвали Шаромова в комендатуру и, что удивительно, пощадили его26. Шаромов уже попрощался с семьей и пощады от красных не ждал.


Лебяжский иконописец Ф.В. Шаромов, едва не расстрелянный в 1918-ом.
Дореволюционное фото.

Победа красных была полной. По словам Н. Николаева, в Лебяжье «люди обрадовались нашему приходу, бабы натащили всякого продукта27…» Если бы люди могли знать в те теплые дни, что радоваться приходу красных было нечего и гнали бы они их взашей как выродков рода человеческого и отпетых убийц…

Уже к часу того же дня красноармейский отряд двинулся дальше вниз по реке для захвата села Медведка и г. Нолинска, занятых степановцами. В Лебяжье был оставлен комендант Монахов с отрядом из 20 человек для охраны «занятого района28». Монахов взял на себя и функции милиции, занявшись расследованием, кто был причастен к мятежу. Именно благодаря ему было расстреляно осенью Уржумской ЧК несколько лебяжан. Однако повторному прибытию степановцев в Лебяжье не суждено было состояться. Сначала они были разбиты в Нолинске, затем под селом Шурма, куда прибыли канонерки красной Волжской флотилии, а 20 августа красные без боя заняли Уржум.

Теперь обнаружилось, что идейных степановцев всего лишь горстка, остальные, те, кто их поддерживал до сих пор, страха ради отшатнулись от них; местные крестьяне, лояльные им, разбегались по своим деревням. Местные эсеры и офицеры тоже возвращались по домам, считая по наивности своей, что им ничего не будет; осенью их начнут активно вылавливать чекисты и расстреливать за участие в мятеже. Только некоторые офицеры ушли вместе со степановцами, решившись покинуть навсегда родную землю.


Добровольная дружина Теребиловской волости, сражавшаяся со степановцами. Спустя несколько лет эти же мужики, доведенные до отчаяния, начнут не менее рьяно воевать с большевиками…


Участники Гражданской войны в Уржумском уезде.

 

В армии Степанова не было железной дисциплины, как в Красной и Белой армиях, и каждый творил, что хотел – пришел, ушел. Это прекрасно видно на вышеприведенных фактах о пребывании степановцев в Лебяжье, когда после разгрома их ловили по всем окрестным деревням, по которым они разбрелись, да и вообще пьянствовали. Правда, в Шурме степановцы, что называется под конец, начали силой к себе в отряд забирать молодых парней, но это не помогло. Под мощным огнем канонерок многие из них нашли бесславную смерть, что вконец озлобило против степановцев местных мужиков. И теперь маленькие разрозненные отряды, оставшись без народной поддержки, не в силах были противостоять спаянной дисциплиной большевицкой армаде. Даже отступление степановцев было разрозненным.

Терпя поражения в неравных боях, члены «освободительной армии» вынуждены были отступать и, чтобы не оказаться окруженными, спешно отошли к чехословакам в г. Казани вместе со своим штабом и управлением т.н. Южного Округа29. Впоследствии многие из них воевали в Сибири в составе особого Уржумского полка Колчаковской армии и там сложили свои головы в боях с красными.

Такова вкратце была история степановского освободительного (от кровавой власти большевиков) движения на Уржумской земле. К сожалению, расстрелянные в августе 18-го его участники оказались далеко не последними жертвами при подавлении мятежа. Они стали первыми.


Уржумский военный гарнизон. Зима 1918/1919 гг.

2. «Красный террор» в Уржумском уезде.

         «Расстрелять и хорошенько закопать!...»

Из смертного приговора священника 
г. Слободского Алексия Лопатина.

Чтобы удержать власть в захваченной ими стране, большевицкие авантюристы не гнушались никакими методами. Расстрел мирной демонстрации в Петрограде 5 января 1918 г., по числу жертв во много превзошедший «кровавое воскресение» 1905 г., учреждение ЧК, развязывание Гражданской войны, безжалостная расправа со всеми членами царской семьи – это было только начало кровавого правления ленинизма, породившего в своих недрах Сталиных, Кировых, Берий и прочих подонков конвейерной системы человекоистребления. Даже в армии большевиков действовала железная дисциплина, царила децимация – когда за одного сбежавшего с поля боя расстреливали 10. С дезертирами боролись беспощадно: их ловили и возвращали в строй на первый раз, на второй раз расстреливали. Эффективна была система заложников, когда у дезертира могли расстрелять всю его семью; распространялась эта система и на гражданское население, когда в заложники бралось зажиточное население. Слово «расстрел» стало синонимом эпохи. Расстрел, полагавшийся за большинство преступлений, стал эффектным методом управления страной. Все эти жесткие меры плюс щедрые обещания за несуществующие блага обеспечили большевикам победу в кровавой бойне, развязанной ими.

2 сентября Советская республика была объявлена единым военным лагерем, а 5 сентября 1918 г. вышло бесчеловечное постановление советской власти «О красном терроре», якобы как о чрезвычайной мере самообороны большевистской республики, направленной будто бы против разнузданного белого террора. Раздутую историю последнего красочно преподавали затем целых 70 лет во всех советских школах и вузах, писали статьи и книги, вешая советскому обывателю лапшу на уши. Действительно, в Казани только за один месяц белогвардейцами было убито более 1000 человек. Но давайте задумаемся, кто были эти люди? Работники Советов, продотрядовцы, красноармейцы – палачи и грабители русского народа. Расправа над ними была должным возмездием за все содеяное ими против сотен и тысяч убитых и ограбленных невинных русских людей. Среди жертв белого террора не было невиновных жертв. В те дни в тюрьме г.Казани содержались две девушки, дочери священника с.Красноярского Уржумского уезда, до этого учившиеся в музыкальном училище30. Они были арестованы по ошибке и вскоре освобождены. Большевики же убивали всех без разбору, уничтожая людей только за ту или другую сословную принадлежность. По приказу самого пропиаренного уржумца С.М. Кирова в Астрахани баржами топили «буржуев» – детей, стариков, женщин…

Если подумать, на самом деле белый террор был минимумом, можно сказать, лужицей по сравнению с тем океаном крови, пролитой большевиками в угоду мировой революции. В той же Казани красноармейцы Троцкого после ее захвата вырезали и перевешали все зажиточное население города! Руководитель фронтового ЧК Лацис, вступив в опустевший город, даже чуть не прослезился. «Казань пуста, – телеграфировал он начальству, – ни одного попа, ни одного монаха, ни буржуя. Некого и расстреливать. Вынесено всего шесть смертельных приговоров».

По откровениям того же Лациса, за 1918-1919 гг. было уничтожено большевиками в ходе ликвидации более чем 300 восстаний 3057 человек, а также казнено по приговорам и постановлениям ВЧК – 8389. На долю к примеру ПетроЧК выпало 1206 убийств, специальной Московской – 234, Киевской – 82531. И это еще далеко не полные данные, т.к. Лацис мог не знать полной картины, к тому же практиковались по-прежнему и бессудные убийства, без делопроизводства.

Неограниченный красный террор был необходим советской власти, чтобы запугать подвластное ей население страны и по возможности уничтожить больше инакомыслящих. А то, что, допустим, в Казани белые убили тыщонку человек, вряд ли большевицких руководителей это сильно волновало, т.к. еще до введения террора они убили во много раз больше людей. Это был предлог. И только. В постановлении Совнаркома»О красном терроре», в частности говорилось: «…Необходимо обеспечить Советскую республику от классовых врагов путем изолирования их в концентрационных лагерях: что подлежат расстрелу все лица, прикосновенные к белогвардейским организациям, заговорам и мятежам…При малейшем движении в белогвардейской среде должен применяться безоговорочный массовый расстрел… Ни малейших колебаний, малейшей нерешительности в принесении массового террора32».

В ЧК действовали особые категории по уничтожению, что заставляет думать, что красный террор мог осуществляться чисто по «разнорядке» (столько то попов, столько то офицерья, столько то буржуев), а оформлявшееся судебное делопроизводство было чистой фикцией; не потому ли оно выглядело так странно, о чем еще будет сказано.

Категории были следующие:
1) лица, занимавшие в старой России служебное положение: чиновники, военные и их вдовы;
2) семьи офицеров-добровольцев;
3) священнослужители;
4) крестьяне рабочие, заподозренные в не сочувствии к Советской власти;
5) лица, имеющие имущество, оценивающееся свыше 10 т. рублей33.

Еще одной причиной массовых убийств могло стать то, что за каждого убитого чекистам выплачивалось сдельное жалование, поэтому для многих отморозков террор просто стал «хлебным» делом. Оформляли простенькое «дело» и убивали, убивали, убивали, получая за это деньги, благо большевицкая казна была неистощимой… Действовала ЧК и в Вятке. Еще зимой 1918 г. в Вятку была эвакуирована Уральская ЧК, в составе которой было много «латышских стрелков». Если посмотреть сохранившиеся анкеты главарей Уржумской ЧК, можно воочию убедиться, что среди чекистов было действительно немало прибалтов, и к слову сказать – отпетых негодяев, прошедших царские тюрьмы34. В конце мая была создана непосредственно Вятская ЧК, на основе Казанской губЧК35. Летом вдобавок к этим организациям в Вятке появляются армейская и Чехословацкого (Восточного) фронта Чрезвычайные Комиссии. Между собой «чрезвычайки» тесно сотрудничали; не раз ставился вопрос о слиянии Вятской и Уральской ЧК, но это так и не было сделано. До середины лета ЧК имела право лишь арестовывать граждан и фиксировать факты их контрреволюционной деятельности; после этого дела передавались в Революционный трибуна. Были ли расстрелы уже тогда? Вопрос конечно интересный. Безусловно были, как в случае с о.Павлом Дерновым, но фактов о них практически не сохранилось, т.к. делопроизводства, особенно в глубинке, практически не велось никакого. Даже в Кировском Архиве социально-политической истории за тот период сохранилось только несколько дел, исполненных кое-как. Известно, что 27 марта 1918 г. в Уржумском уезде был арестован за контрреволюционную деятельность крестьянин д. Кизерь Русско-Турекской волости Никулин Иван, но 15 апреля освобожден под залог. Никакого «дела» по нему не сохранилось, возможно, потому что и не заводилось такового.


Полк латышских стрелков в с. Русский Турек Уржумского уезда. Фото 1918 года.

Лишь после введения в начале августа 1918 г. военного положения в губернии, ЧК получило от власти «зеленый свет» - право арестовывать не только контрреволюционеров, но и разных других подозрительных лиц, дезертиров, спекулянтов, тех, у кого при обыске нашлось оружие. С такими теперь можно было поступать по своему усмотрению, без распоряжения Центра, вплоть до расстрела, хотя легко шлепнуть «за контрреволюцию» могли и раньше. Практика арестов была упрощена, широко стали использоваться такие методы, как взятие заложников и расстрел, но - после «следствия», зафиксированного уже документально, т.к. делопроизводство в ЧК более-менее все же было налажено.

Укрепившись в Вятке, чекисты быстро создали «филиалы» своей жуткой организации во всех уездных городах. Прибыл отряд ЧК (Чехословацкого фронта) и в маленький город Уржум. Учреждение «чрезвычайки» в Уржуме было сделано и по просьбе местных товарищей т.к. работа с «контрреволюцией» здесь шла из вон рук плохо. Некто Карандаш писал в Вятку: «…С постановлениями партии и исполкома не ведет работу, подрывая авторитет советской власти, создавая благоприятную почву и условия белогвардейским мятежам. Вместо борьбы с контрреволюцией производятся хищения и наглый разгром местного ранее конфискованного имущества. Просим немедленно устроить комиссию, в противном случае ответственность за последствия снимаем. Уличающий материал на лицо36».

В Уржум была прислана самая бесконтрольная из всех Чрезвычайных Комиссий, как отмечалось даже со стороны советских властей, не гнушавшаяся никакими методами. Председателем этой ЧК был сам Лацис. Среди противников новой власти ходило мнение : «Лучше к Дзержинскому к Москву, чем к Лацису в Казань». Во главе непосредственно Уржумской ЧК, как и повсеместно, был поставлен бывший «латышский стрелок» - Бирзгал Иван Петрович, бывший секретарь Вольмарского Совета рабочих стрелковых депутатов37. Правда помогали ему, судя по сохранившимся документам, русские подручные, в числе которых были председатель ликвидационной комиссии и куча следователей (многочисленные «дела» 1918 г. в Уржуме вели различные люди), скорее всего, как и повсеместно, набранные из разного оскотинившегося сброда – уголовников, убийц, разбойников, но, следует заметить, зачастую русских в ЧК работало меньше всего.

Князь Н.Д. Жевахов писал об этих подонках: «Это были непосредственные выполнители директив, палачи, упивавшиеся кровью своих жертв и получавшие плату по сдельно, за каждого казненного. В их интересах было казнить возможно большее количество людей, чтобы побольше заработать. Между ними видную роль играли и женщины, почти исключительно жидовки, и особенно молодые девицы, которые поражали своим цинизмом и выносливостью даже закоренелых убийц, не только русских, но даже китайцев. «Заработок» был велик: все были миллионерами38».

Уржумская ЧК была учреждена еще до Степановского мятежа, во время которого она в числе других советских организаций была вывезена на край уезда, в с. Кичму39 . Вот здесь прекрасно проиллюстрирована подлая суть этой организации – чекисты умели воевать лишь с безоружными людьми, когда же пришло время «отстаивать власть Советов», они предпочли… дезертировать!

По данным архивных материалов, первые расстрелы заложников в губернии начались 6 сентября; только в Орлове за день расстреляли 10 человек. Уржумской ЧК первый расстрельный приговор был вынесен 14 сентября40. Арестованных по уезду, судя по «Книге памяти» (и учитывая, что туда вошли далеко не все имена), насчитывались десятки, большинство из них было расстреляно по самым разным обвинениям – за участие в мятеже, за агитацию против власти, за то, что выполняли приказы степановцев против своей воли; например 8 жителей с.Петровского во время мятежа конвоировали 2 красноармейцев в Уржум, у некоторых крестьян степановцы оставили свое имущество. Крестьянин Иван Трофимович Коробейников был арестован «за покупку товаров у спекулянта». Торговец хлебом Н.П. Черезов был приговорен к расстрелу только за то, что у него нашли 2 пулеметные ленты. Известно, что при отступлении степановцы бросали тяжелое вооружение и пулеметные ленты и, видимо, предприимчивый торговец подобрал их на свою беду.

Арестованные были самых разных профессий – крестьяне, чиновники, духовенство, члены различных партий. В числе арестованных по уезду были народный судья и управляющий смолокуренным заводом. До кучи к ним прибавили несколько бывших офицеров, полицейских и юнкера из д. Антонково. Некоторые из арестованных ранее действительно примыкали к восставшим, но в большинстве случаев вина их состояла в сословной принадлежности, олицетворявших прежний царский режим. Бывшие полицейские, офицеры, фабриканты, купцы расстреливались беспощадно или в крайнем случае отправлялись в концлагерь, как «вредные элементы», без признания их вины; ты бывший эксплуататор или царская держиморда - вот вся твоя вина, в расход его!

Надо сказать, под молотилку террора попадали иногда и сами руководители советской власти. Например, в Кукарке были арестованы «за контрреволюционное настроение» два члена Исполкома. В с. Синцово был арестован по доносу председатель комбеда Синцов, судя по протоколу его допроса, очень верный власти человек41. Этих тоже стрельнули.

Несколько человек были арестованы чисто по доносам или за случайно высказанные слова против советской власти, на что уже вешался ярлык антисоветской агитации. Было ли так на самом деле, никогда не проверялось, и после коротенького расследования, арестованный приговаривался к расстрелу. А если «доношение» было сделано советскими работниками, тем более их слова не вызывали сомнения! 


Один из палачей вятского народа Д. Крупин. Отличился убийствами в Яранском уезде.

Так, в д. Марамзино Лебяжской волости чекисты арестовали по доносу 84-летнего крестьянина И.Ф. Марамзина, якобы «за содействие белым42 «. Во время мятежа из Уржума бежало несколько матросов. Проходя через Марамзино, они зашли к И.Ф. Марамзину и попросили продать им 3 пуда муки. Крестьянин пошел им навстречу и продал им муку за меньшие деньги, поскольку те собирались в противном случае муку выгрести силой. После этого матросы пришли в соседнее село Лебяжье, где были по чьей-то наводке арестованы степановцами. По их словам, степановцы, как представители демократичного Учредительного собрания, дальнейшую судьбу арестованных решили вынести на народном сходе; мужички решили с ними поступить, как с ворами и бандитами. И их порешили бы да спасла власть советская.

Гадая, кто их мог сдать степановцам, матросы возможно вспомнили негостеприимного марамзинского старика и «отблагодарили» его, написав донос в ЧК. В нем сообщалось, что старик якобы ездил в Лебяжье и сдал их степановцам, ругал их нехорошими лебяжскими словами и сожалел, что продал муку по дешевке («заявлял банде, что на пристани Лебяжье есть вооруженные матросы красноармейцы, они у меня реквизировали 3 п. муки сволочи, привыкли грабить»), хотя сам он на допросе, состоявшемся в тот же день, утверждал, что в это время безвылазно сидел в деревне и даже слыхом не слыхивал о степановцах! «Я и в Лебяжьем-то не был ни разу за лето, кроме того я пришел в то время, как мне разсылка принесла повестку явиться в Лебяжье, я явился и меня арестовали; помимо этого ни раза не был в Лебяжье» – шамкал пожилой крестьянин. А в конце допроса и вовсе покорился воле настойчивого следователя, махнув на себя рукой: «Воля ваша, што хочете, то и делайте, ну только я прилюдно говорил, што в это время меня в Лебяжье не было и никак способствования я не делал белогвардейцам каким-то; нечего этова я не знал и не слыхал… Пущай говорят, но только я этова не делал!»

Матросам поверили на слово (как же – советские работники!), и ретивые следователи решили «завравшегося» старикана отправить на тот свет раньше срока. Не помогла ему и его нелегкая трудовая автобиография, честно изложенная им в протоколе единственного допроса. Виной несчастного крестьянина стало его запирательство на основании «письменного заявления советских работников», а также его материальное состояние (у него была летом старая кладь, от продажи которой он выручил 200 р., а денежки заныкал). Так люди становились жертвой обычной человеческой подлости – неопытные следователи, не имевшие навыков юридического образования, отправляли их на тот свет по доносам и наветам, не удосуживаясь проверить ложь последних.

Среди множества арестованных оказались и довольно незаурядные личности – например Павел Иванович Романов, уроженец Симбирской губернии, в прошлом был личным секретарем чрезвычайного комиссара сводных революционных войск. Арестованные врачи, чета Корниловых, Роман Романович и Мария Тимофеевна, приехавшие в Уржумский уезд из далекой Якутии и сами якуты по происхождению, оказались членами партии якутских федералистов. Членов не-советских партий тоже причисляли к врагам. И Романова, и Корниловых расстреляли, как врагов советской власти.

Вот как описывал производство арестов и истязания несчастных жертв князь Н.Д. Жевахов в своих воспоминаниях: «На первых порах, как я уже сказал, практиковались обыски якобы скрытого оружия, и в каждый дом, на каждой улице, беспрерывно днем и ночью, являлись вооруженные до зубов солдаты в сопровождении агентов чрезвычайки и открыто грабили все, что им попадалось под руку. Никаких обысков они не производили, а имея списки намеченных жертв, уводили их с собой в чрезвычайку, предварительно ограбив как сами жертвы, так и их родных и близких. Всякого рода возражения были бесполезны и приставленное ко лбу дуло револьвера было ответом на попытку отстоять хотя бы самые необходимые вещи. Грабили все, что могли унести с собой. И запуганные обыватели были счастливы, если такие визиты злодеев и разбойников оканчивались только грабежом.

….Никакое воображение не способно представить себе картину этих истязаний. Людей раздевали догола, связывали кисти рук веревкой и подвешивали к перекладинам с таким расчетом, чтобы ноги едва касались земли, а затем медленно и постепенно расстреливали из пулеметов, ружей или револьверов. Пулеметчик раздроблял сначала ноги, для того чтобы они не могли поддерживать туловища, затем наводил прицел на руки и в таком виде оставлял висеть свою жертву, истекающую кровью… Насладившись мучением страдальцев, он принимался снова расстреливать ее в разных местах до тех пор, пока живой человек превращался в безформенную кровавую массу, и только после этого добивал ее выстрелом в лоб. Тут же сидели и любовались казнями приглашенные «гости», которые пили вино, курили и играли на пианино или балалайках43».


Обрез времен Гражданской войны. Найден в с. Русский Турек. За одно его наличие полагался расстрел.

Мария Тимофеевна Корнилова открыла собой печальных список жертв «красного террора» на Уржумской земле – постановление о ее расстреле было вынесено 14 сентября. Ее супруга расстреляли через несколько дней. В последующие три месяца уржумские чекисты активно отправляют в «могилевскую губернию» злостных контрреволюционеров, не считаясь ни с происхождением, ни с возрастом, ни с полом. Особенно «урожайным» на расстрелы оказался день 18 октября – тот самый день, когда были убиты лебяжские священники. Вместе с ними было расстреляно еще порядка больше 10 человек. Расстреливали жертв на краю Берсенского лога, а также в Солдатском Лесу и на Белой Речке, в окрестностях Уржума. В Уржуме мне рассказывали, места расстрелов охранялись милицией, чтобы туда не могли подойти посторонние; поэтому многие тела не захоранивались, даже после окончания массовых расстрелов люди боялись ходить в эти места. В народе был посеян страх, что и требовалось советской власти…

Вот что вспоминал о кровавой деятельности Уржумского ЧК старейший житель г. Уржума Борис Александрович Курочкин: «Сразу скажу, арестованных были не десятки, а сотни. Это и бывшие чиновники, учителя, духовенство, крестьяне. Большинство из них были арестованы по доносу. Тюрьма была переполнена, пришлось использовать для задержанных бывшее арестное помещение (на современной улице Революционной.

Отрядом ЧК латышей командовал латыш по фамилии Бирзгал. Успевали ли в ЧК разбираться по каждому арестованному, неизвестно. Хотя там и было несколько следователей, как ни странно, русских следователей по фамилии: Климов, Сонкин, Епифанов и др. Но расправлялись с подозреваемыми в антиреволюционной деятельности беспощадно. Часто можно было видеть и слышать от людей, что опять группу арестованных отвели на казнь. Казни совершались в нескольких точках. Людей расстреливали в Солдатском лесу, с лесу на Белой речке.

Осенью 1918 года я как-то возвращался с Антонкова, нес молоко. Дорога шла через Солдатский лес. Навстречу мне попался отряд конников, который сопровождал осужденных на казнь. Это были люди, одеты не по погоде. До сих пор помню молодую женщину, быть может, учительницу. Истерзанная, в туфельках, с распущенными волосами, она производила очень жалкое зрелище. И так было нередко44».

Обычные расстрелы были еще счастьем для несчастных жертв. Зачастую над ними перед смертью издевались, заставляя умирать в жестоких мучениях. Так было нередко, т.к. в ЧК служило немало отморозков, прошедших жестокую школу войны, для которых смерть стала давно обычным делом, и даже банальные расстрелы для них уже не представляли интереса. Из чужих смертей зачастую разного рода садисты делали себе развлечение. Так, в соседней с Уржумом Казани приговоренных к смерти сжигали на кострах и распинали на крестах. Князь Н.Д. Жевахов описывал, что нередко несчастных погребали заживо, и, если ямы были неглубоки, оттуда еще долго были слышны стоны страдальцев45


Солдатский лес около г. Уржума – место расстрелов во времена «красного террора».

 

Надо отдать должное работникам «пера и топора», расстреливали конечно не всех подряд. По предположению Г.А. Гаврилова, число задержанных вятскими «чрезвычайками» исчислялось в 1918-1920 гг. десятками тысяч, большая часть из которых была отпущена после установления личности, как это было в случае с лебяжским иконописцем Шаромовым, или переданы в распоряжение милиции за неполитические преступления. Многие делали подписку «о недопущении в дальнейшем контрреволюционной деятельности» или отделывались штрафами. Однако в большинстве своем подобное касалось только крестьян и близким им социальных групп. С представителями других бывших классов разговор был более строгий. Очевидно, где-то в пределах Вятской губернии был создан и концентрационный лагерь, куда сплавлялись подозрительные лица (в основном бывшие полицейские и офицеры) с формулировкой «до окончания Ижевского восстания», а то и вовсе «до окончания Гражданской войны». Не исключено, что уржумских заключенных могли отправлять в Соловецкий лагерь, т.к. в то время в стране он был единственным концентрационным лагерем. Таких лиц, подозрительных для новой власти, но не вредившей ей, было отправлено с территории Уржумского уезда около десятка, например бывший урядник Костицын Григорий Игнатович, бывший царский офицер С.Г. Мосунов и другие. Этим повезло, в других местах губернии «бывших» чаще всего отправляли в расход.

Особенно внимательно и чутко в ЧК относились к духовенству, в котором советская власть видела скрытых контрреволюционеров в первую очередь, и хватали их по малейшему подозрению. В сентябре 1918 года в уездные города Поволжья поступила от ЧК Восточного фронта следующая телеграмма-приказ от М.И. Лациса: «На чехословацком фронте по всей прифронтовой полосе наблюдается самая широкая необузданная агитация духовенства против советской власти… Ввиду этой явной контрреволюционной работы духовенства предписываю всем прифронтовым Чрезвычайкомам обратить особое внимание на духовенство, установив тщательный надзор за ними, и подвергать расстрелу каждого из них, несмотря на его сан, кто дерзнет выступить словом или делом против советской власти. Приказ этот разослать уездным агитационным и волостным советам46». Советские чекисты приняли эти слова как руководство к действию.

Уржумская ЧК 13 сентября вынесла собственное постановление: «Уржумская комиссия по борьбе с контрреволюцией предписывает всех попов, выступивших с контрреволюционными проповедями и агитациями, немедленно арестовывать и препровождать в комиссию с протоколами обвинения». 4 октября вышло еще более жесткое указание: «Комиссия предлагает попов, замеченных в противосоветской агитации, немедленно арестовывать и доставлять в комиссию, при сопротивлении же расстреливать на месте47». Кроме контрреволюционной агитации, духовенство предписывалось арестовывать за участие в белогвардейских и контрреволюционных организациях, за сочувствие «белым», за выдачу им лиц, сочувствующих советской власти.

В начало                                                                                                                     Окончание

Категория: Краеведам | Добавил: Георгич (19-12-13) | Автор: Казаков Дмитрий Николаевич
Просмотров: 1742 | Теги: священники, степановцы, Уржум, мятеж, Казаков | Рейтинг: 0.0/0
Всего комментариев: 0
Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи.
[ Регистрация | Вход ]
Поиск

Форма входа


Друзья сайта
  • Официальный блог
  • Сообщество uCoz
  • FAQ по системе
  • Инструкции для uCoz


  • При копировании и цитировании материалов с этого сайта ссылка на него обязательна! © 2010 - 2024